– Как самочувствие? – Андрей по новой наполняет стопки.
– Нормально.
– Приступов больше не было?
Как и всегда, он на меня не смотрит, а я наоборот разглядываю мужчину. Оказывается он гораздо старше. Или, быть может, это свет так играет с тенями на его лице, углубляя мелкие морщинки и делая выражение лица ещё мрачнее. На вид ему около тридцати пяти, возможно больше и Андрей совершенно не похож на человека, которого могут волновать проблемы других. Мои проблемы.
– Нет.
Снова протягивает мне наполненную стопку.
– Надеюсь, алкоголь не превратит тебя в безумную истеричку.
Пару секунд мы смотрим друг другу в глаза, а затем на лице мужчины появляется кривоватая то ли улыбка, то ли усмешка. Не зная, как реагировать и воспринимать его слова быстро выпиваю, чтобы избежать неловкости.
– Ешь, – Андрей пододвигает ко мне тарелку с колбасой и сыром. – Ты почти ни к чему не притронулась в холодильнике. Голодом себя моришь?
Не понимаю, он серьёзен или всё же издевается надо мной как над несмышлёным ребёнком. По лицу сложно что-либо прочитать.
– Я мало ем, – отзываюсь почти неразборчиво.
– Оно и видно…
Последующее время сидим молча. Водка постепенно успокаивает мандраж в груди, снимает дискомфорт и напряжение с мышц. Я действительно расслабляюсь и веду себя уже не так зажато. В промежутке между долгими паузами Андрей со смешком отмечает, что так гораздо лучше, а ещё, что мяса на моих костях не помешало бы и по-хорошему мне одной нужно опустошить весь холодильник. Я же неожиданно для себя смеюсь в ответ. Всё так же продолжаю разглядывать его. Мужчина точно чувствует это, знает, что бесстыдно пялюсь, но делает вид, словно не замечает или же ему это просто не интересно. Он размышляет о чём-то своём и мысли эти мрачные, нехорошие – это видно по сдвинутым к переносице бровям, отрешённому взгляду.
Когда водки остаётся совсем немного, в голове приятно шумит и понемногу начинает клонить в сон, в мозгу материализуются странные далёкие мысли. Почему-то Андрей вдруг напоминает мне Артёма. Наверное, если бы брат был сейчас жив, они были бы примерно одного возраста. Только Артём никогда не был таким самодовольным, наглым, жестоким. И взгляда у него такого не было – злого, смотрящего сквозь тебя, будто рентген. Будто все тайны твои знает, все секреты. Не спрятаться от него, сколько ни беги, сколько ни старайся. Всё равно догонит, найдёт и вывернет наружу всю твою подноготную.
Нехороший взгляд. Тяжёлый.
Но тут же в голове мелькает ещё один образ…
Нет. Был. У Артёма был такой взгляд в конце. В самом конце… незадолго до смерти.
Он знал, что его убьют. Был готов к этому. И, кажется, даже… забыл, что у него ещё осталась я. Он бросил меня. Оставил на попечение судьбы, а та уже распорядилась так, как ей заблагорассудилось. Она бессердечная, тоже злая. И плевать она хотела на чьи-то там муки – душевные, моральные, физические. Не важно. Она толкает тебя в пропасть и бесстрастно наблюдает, как ты летишь на самое дно, как барахтаешься в грязи. А потом… с тем же невозмутимым видом будет наблюдать – выберешься ли. И если да, то затем снова найдёт способ скинуть тебя обратно, поставить подножку или ударить в спину.
А если нет…
Про тех, кто остался на дне забывают. И очень скоро. Они никому не нужны…
– Кажется, тебе всё-таки нельзя пить, – голос Андрея приводит в чувства, возвращает в реальность.
Мужчина поднимается, выходит из-за стола и идёт ко мне. Не сразу понимаю, что хочет сделать, а когда всё-таки доходит сопротивляться и протестовать уже поздно. Не прилагая особых усилий, поднимает меня над полом, несёт в соседнюю комнату. Он будто бы абсолютно трезв, не в пример мне. Укладывает в постель прямо в худи, накрывает одеялом и стирает слёзы с моих щёк. Я даже не заметила, что плачу. Должно быть, всё из-за мыслей о брате и своей жизни… Его рука тёплая, но грубая, шершавые подушечки пальцев мягко водят по щекам, поглаживая, успокаивая. Едва ли я контролирую себя, когда обхватываю его запястье, чтобы продлить эти прикосновения ещё хоть на пару секунд.
– Что? Опять остаться?
Зная, что не смогу сейчас контролировать голос, просто киваю.
– Не дразни меня… – хрипло и тихо произносит Андрей, а у меня внутри разрывается огромный фейерверк, заполоняя собой всю грудную клетку. Я изо всех сил пытаюсь сделать вид, что не понимаю о чём он и в то же время запястья его не отпускаю. Возникает настойчивое желание приподняться, сократить расстояние и приблизиться. Рассудок вновь панически кричит и противоборствует сумасшедшим кульбитам эмоций, но…