— Откуда? Откуда ты ушел?! — мне это почему-то показалось безумно важным.
— Тебе этого знать не положено. Тебе и так открыто слишком многое, — впервые за всю беседу в голосе божка прозвучала твёрдость, — ну так как? Освободишь меня? Взамен я открою тебе всю свою память, и ты найдёшь то, что ищешь.
— Согласен. Как я смогу освободить тебя?
— Когда ты найдешь искомое, и этот ритуал будет завершен, пусти себе немного крови и нарисуй знаки бесконечности на запястьях и ложыжках моей статуи. Тогда эти оковы наконец-то спадут, и я обрету свободу. Я уже вижу их… вижу тех, кто меня ждёт уже очень давно… Они так близко…
— Где? — я обернулся, но не увидел ничего, кроме пустоты.
— Глупый. Ты и не можешь. Твоё тело ещё живо и полно жизни. Твоя миссия еще не завершена. Так что не пытайся — не увидишь, даже если они подойдут вплотную.
— Ещё как могу, — яростно возразил я, призывая на помощь свой дар. И он послушно начал рассеивать туман вокруг.
— Прекрати, глупец! — теперь божок отреагировал агрессивно, — увидишь их — и они заберут тебя с собой, бросив меня здесь. Тебе ещё не время, — добавил он уже спокойнее, — просто поверь на слово. Подойди ко мне, или ты уже забыл, ради чего все это затеял?
Я подлетел к нему и аккуратно положил ладонь на его лоб. Он закрыл глаза и задумался.
— Ага… пентаграмма конвергенций. Было… Было где-то что-то подобное… Ну-ка…
Перед нами замелькали образы. Сначала день сменялся ночью, потом образы замелькали быстрее, вот уже зима сменяет лето… быстрее, ещё быстрее… вот окружающие деревья стремительно уходят в землю… ещё… ещё…
— Ага, вот, — раздался его голос, — смотри…
У статуи присели на привал двое людей: пожилой старик и молодая девочка. Совершив перед статуей красивый ритуал, заключавшийся в синхронном волнообразном движении ладонями, и положив на одну ступню ломоть хлеба, а на другую — кусочек мяса, они принялись за трапезу. Закончив, девочка начала (видимо, не в первый раз) ныть:
— Мастер Аноха, ну покажите, как рисовать пентаграмму конвергенций, ну пожалуйста.
— Хлоа, я же уже говорил: рано ещё знать тебе такие вещи.
— Ну я никому не скажу, ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
— Ну хорошо, но чтоб никому, — он сделал строгое лицо и погрозил пальцем, — если старшие архивариусы об этом узнают… Смотри. Рисуешь круг. Затем проводишь спиральную нить отсюда до этого места, а потом…
Не прошло и десяти минут, как пентаграмма была готова. И в этот момент воспоминание застыло, словно кто-то нажал паузу. Я смотрел и запоминал. Всматривался в каждый узор, в каждую спираль, в каждое пересечение двух, трёх, а иной раз даже и четырёх линий. Пентаграмма в самом деле оказалась куда сложнее, чем того явно ожидала любопытная девочка. Пленник статуи не торопил меня; я смотрел столько, сколько было нужно. И лишь убедившись, что теперь я смогу воспроизвести её в любое время в любом месте, он погасил образ воспоминания.
— А теперь тебе пора возвращаться. Поскольку я узник этого места, то наказать тебя за нарушение обещания не смогу, мне остается только полагаться на твое честное слово. Впрочем, я уверен в том, что тебе можно доверять, — он медленно начал таять.
— Скажи мне хотя бы напоследок, как тебя зовут? — спросил я.
Лицо божка впервые за всё время тронула слабая улыбка, и он сказал:
— Меня зовут Аштиахари. Вернее, раньше звали. Для меня будет великой удачей, если теперь мне будет позволено иметь хоть какое-то имя. Теперь тебе пора. Прощай…
Когда я пришел в сознание, то чуть не упал со статуи — сильно кружилась голова. Но оно и понятно: такое прикладное использование моего таланта явно не входило в его первоначальную функцию, кто бы в меня это не заложил. Но это всё было не так уж и важно, ведь главного я добился. Знание, как чертить пентаграмму, теперь было у меня. Глянув еще раз в глаза Аштиахари, я увидел в них чёткую просьбу. Просьбу сдержать слово.