Пожалуй, тут стоит пояснить, кто такие интуиты, и почему они не оказываются в столь странных ситуациях, как у меня. Интуит — глаза и уши отряда. Если он вступает в бой, то дело приняло плохой оборот, если же ему приходится выжимать всего себя, то жаренным уже не просто запахло, а откровенно смердит.
После такого дельца, половина отряда оказывается под наблюдением кучи врачей с еще большей кучей дорогостоящего специализированного оборудования… либо не выживает уже никто.
И отчего-то место, в котором я очнулся, никак не походило на палату для очень ценных пациентов. По ощущениям выходило, что лежу я на поверхности, никак для этого не предназначенной — то ли ящики какие-то, то ли каменная плита. При чем в крайне характерной позе. Словно сюда меня откинуло взрывом.
Было кое-что еще.
Все это время я не просто наблюдал вечность, но и приводил собственный разум в приемлемое состояние. Интуит после боя — то еще недоразумение. Приходится крайне осторожно отсеевать лишние чувства, оставляя тот минимум, что был отмерян простым людям самой природой, а иногда и меньше этого. Главное, делать это быстро, но без лишней спешки. Иначе легко можно получить вместо обычного слуха вариацию эхолокации… той, что летучие мыши пользуются.
Собственно, палата, которую я должен получать в таких случаях, максимально изолирована от всего лишнего. Свет, шум, излучение, вибрация — чем меньше входящей информации, тем меньше шанс отъехать от информационного шока.
Так вот, потратив субъективно где-то пару часов на собирание увлекательного пазла из собственного разума, я понял, что уже давно слышу ритмичный повторяющийся звук, ранее терявшийся в белом шуме.
И если кто-то думает, что это сработал будильник, то я — добрая лесная фея.
Более всего это походило на звук боевой тревоги. Не тот, что был мне привычен, но суть подкоркой явно улавливалась.
К сожалению, единственное, что я сейчас мог, — аккуратно осмотреться. Не глазами, разумеется.
Живых в радиусе сотни метров не было. Мертвых, что характерно, тоже. Еще чувствовалось легкое рассредоточенное внимание, но этим можно было пока пренебречь, благо оно не было направленным на кого-то конкретно. Странное внимание. Слишком уж холодное. Даже системы наблюдения ощущаются более живыми. Они как спящие сторожевые псы. Тут же был словно оживший кусок льда. Никогда с таким не сталкивался прежде. А видел я немало и смотрел всегда очень внимательно.
Чтобы вы понимали, я как-то диагностировал рак в самой первой стадии у прохожего. Небольшой нюанс, находился тот в двух километрах от меня. Сомнительно, что с такого расстояния тот хотя бы мог рассмотреть меня в ответ.
Но интересовало меня сейчас иное. Я все еще не помнил, каким образом оказался в подобном месте. Это было странно. Вначале еще можно было списать на не самое адекватное состояние, но теперь… Приехали.
Вздохнув, открыл глаза.
Трещина. Хорошая такая трещина, зависшая у меня перед взором и свидетельствующая сразу о двух вещах: ударе головой и о том, как иногда полезно надевать на эту голову шлем.
Еще с данного ракурса открывался ограниченный обзор на некую панель управления, которую мое тело перепутало с периной.
Надеюсь, здесь не было аналога большой красной кнопки.
Аккуратно поднявшись на ноги, я имел честь лицезреть небольшое помещение, выполненное в стиле «ничего лишнего». Собственно, ничего кроме панели и черного экрана тут и не было. Даже минимального набора мебели. Надпись же на этом самом экране вводила в ступор. Не только сутью написанного, а тем, что я смог это прочитать.
ВОЛЯ ВЫПОЛНЕНА.
Язык был мне не знаком, но я его явно понимал. Фраза словно раздваивалась перед глазами. Миг она написана на родимом русском, миг — и перед взором бледновато-зеленые иероглифы.
«Так, Саня, а сейчас мы узнаем глубину той задницы, в которую ты угодил на этот раз». — Проплыла одинокая мысль, прежде чем я, сделав глубокий вдох, совершил Нырок.
На что это похоже — спросите вы. На первые секунды новорожденного — отвечу я. Когда мир резко становится больше и ярче. Ослепительная и дезориентирующая феерия чувств.
Продлилось это ровно полторы секунды, а потом меня словно молотом впечатало обратно.
— Твою мать. — Прохрипел я, приходя в себя в распластавшемся на полу виде. На стекло шлема лениво упала пара красных капель, а во рту поселился солоноватый привкус.
А вот это уже совсем не хорошо. Хреново, откровенно говоря. Чтобы простой Нырок выбивал из строя интуита моего уровня… остается только радоваться, что я не успел больше ничего сделать, иначе быть бы тебе Саня овощем.