Заинтересовался, видно, спором и молчаливый Игнатович: он подошел и стал, скептически улыбаясь, слушать, но никакого желания вмешиваться не выказывал.
-- А в телеге сидит господин капитал и, если вы вознамеритесь присесть хоть на задок (вы, интеллигенты!), -- он стегнет вас кнутиком... -- с апломбом говорил Порецкий. -- Почему кляча вдруг, ни с того, ни с сего, повернет в сторону?..
-- Как ни с того, ни с сего?
-- А идеи? Наука?..
-- Господа! -- выступил опять кандидат: -- позвольте!
-- Вы говорите, что капитал съест сам себя? -- закричал на "о" земский врач: -- Почему? Где доказательства? А может быть, стадии его развития будут бесконечно повторяться, как повторяются видимые фазы луны?..
-- Оставим это! Что там будет в тумане времен, -- перебил кандидат, -- нам, положим, неизвестно. Но что происходит в данный момент, -- мы видим...
-- Ничего не видим! -- крикнул чей-то голос из публики.
-- Жаль! Возьмите глаза в зубы! -- огрызнулся на сторону кандидат и продолжал: -- цифры, факты, действительность, ежедневный опыт дают нам полное основание думать, что мы не ошибемся, если последуем за передовыми людьми Запада... если мы подготовимся и воспользуемся наглядным уроком истории...
-- Это мерси-с! Это вы насчет "котла", что ли? -- "заокал" врач из семинаристов...
-- Это насчет "переварки"? Ха-ха-ха!
-- Глупо!
-- Совсем по-идиотски!
-- Господа, господа! Оставьте!..
Кружок спорящих вдруг разом рассыпался в стороны, словно в средину его была брошена разрывная бомба. Роль этой бомбы сыграли аккорды рояля: Варвара Петровна, чтобы остановить висевшую в воздухе ссору, подошла к роялю и заиграла вдруг что-то громкое и бравурное.
На мгновение аккорды заглушили смешанный гул голосов, криков, смеха и звона посуды... Когда Варвара Петровна громко окончила бравурную вещь, -- в зале сравнительно стихло. Помощник Красавина, "идеалист" в пенсне с широким закинутым за ухо шнуром, стоял позади хозяйки, склонившись над нотами, и скашивал свой взор на приколотую к груди ее розу... Потом он что-то тихо сказал ей, отодвинулся, встал в позу, поправил на носу пенсне и громко крикнул:
-- Я прошу одну минуту внимания! Господа!..
Когда все обратили на него внимание, он выпятил вперед грудь заложил правую руку за борт сюртука и начал с чувством декламировать, картавя на букве "р", стихотворение Надсона:
Мы спорили долго, до слез напряженья...
Мы были все в сборе, но были одни...
Пафос декламатора возрастал, голос подымался все выше, переходя в неприятно-крикливые визги... Но вот этот голос упал и замер: "идеалист", жадно пожирая Варвару Петровну очами, почти зашептал:
И молча тогда подошла ты к рояли,
Коснулась задумчиво клавиш немых,
И страстная песня любви и печали,
Звеня, из-под рук полилася твоих...
Когда декламатор кончил -- загремели аплодисменты... Даже жирный эскулап, все ниже и ниже склонявшийся над стаканом и все громче и громче пыхтевший, приоткрыл посоловелые глаза и лениво, двумя пальцами, похлопал по ладони...
Крюков еще не успокоился после спора. Он ходил крупными шагами по комнатам, отирал платком выступивший на его лбу и шее пот; на лице его нервно вздрагивал глазной мускул и в горле ощущалась какая-то сухость... Крюков о чем-то усиленно думал, иногда улыбался торжествующей, а иногда досадною улыбкою, потирал руки и, наконец, подсел к угрюмому Игнатовичу...
-- Невозможно говорить: все кричат разом, не дают говорить и не слушают... -- заговорил он, опускаясь на соседний стул...
-- Как на сходке... -- согласился Игнатович.
-- Вы что же молчали? -- спросил Крюков.
-- В данном случае считал бесполезным говорить. Интересно было только послушать... этот базар...
-- Никак опять этот господин хочет декламировать?.. Вот субъект!
-- Гадина!
Друг мой, брат мой, усталый, страдающий брат!..
раздалось в минорном тоне.
Игнатович и Крюков переглянулись и подарили друг друга многозначительными улыбками.
-- Это мне нравится... -- иронически заметил Игнатович.
Крюков оживился и почувствовал себя хорошо с Игнатовичем. Симпатичный парень; кажется, довольно дельный... Во всяком случае, здесь это единственный человек, который ему близок, с которым он может говорить прямо и искренно...
-- Что же вы будете здесь делать?
-- Еще и сам не знаю... Буду искать работы.
-- Паршивый городишко!.. Трудно. Я вот ночным корректором служу в "Вестнике" за 25 рублей в месяц. Эксплоатируют нашего брата...
-- В порядке вещей... Мы -- маленькие колесики одной большой машины... Стерлось это колесико, сломался у него какой-нибудь зубчик, -- и к черту! Таких колесиков имеется в распоряжении легион... Да и вообще мы, интеллигентный пролетариат, в этом отношении ничем не отличаемся от обыкновенного, неинтеллигентного...