В типографии "Н-ского Вестника" было сонно и тихо. Помещение "наборной" скупо освещалось маленькими коптящими лампочками, скромно ютившимися на шрифтовых "кассах". Оранжевое пламя этих лампочек, с тонкими струйками копоти, освещало клетчатые ящики с свинцовым шрифтом, кусок серой, покрытой плесенью стены, кусок оконного косяка и часть грязного, залитого чем-то пола.
В арках и сводах, по углам, висели густые сумерки. Небольшие окна, забранные железными решетками, придавали "наборной" мрачный, угрюмый характер... Ручные станки для оттисков афиш и объявлений, переплетный обрез и пресс выстроились в ряд, вдоль всего помещения, параллельно с конторками-кассами. На большом столе, рядом с сверстанным номером газеты, согнувшись в дугу, спал чутким тревожным сном метранпаж Игнатьев. Его худое и бледное лицо было изборождено морщинами и отливало зеленоватым оттенком; при свете, падавшем на голову Игнатьева от ближайшей лампочки, это лицо казалось мертвым, безжизненным, и, если бы метранпаж Игнатьев не свистел носом и время от времени не шевелил щетинистыми усами, можно было бы подумать, что он никогда уже более не проснется.
Из-под стола торчали ноги в худых и стоптанных башмаках: там спал "мальчик", очередь которого выпала на сегодняшнюю ночь.
В "печатной" было тоже темно. Машинист дремал, полулежа на подоконнике, а "накладчик", грязный, испачканный типографской краскою, валялся на полу, около машины.
Только в маленькой комнатке без окон, рядом с "печатной", не спали: здесь сидели на полу два здоровенных чумазых молодца -- "вертельщики" и играли в засаленные, истрепанные карты, выжидая, когда сердитый спросонья машинист крикнет громко: "к машине!"
Редакция "Н-ского Вестника" состояла из небольшой в два окна комнаты, сплошь заваленной разным бумажным хламом. На одном столе, где занимался секретарь, казалось, никогда никто не убирал, зато на другом, предназначенном для внезапных визитов редактора-издателя, был образцовый порядок. На полу валялись изрезанные и смятые газеты, клочки бумаг, обрывки бандеролей.
Комната освещалась большой бельгийской лампой, стоявшей на секретарском столе. Здесь было тихо, только большие стенные часы медленно и солидно стукали массивным маятником, отбивая долгие секунды.
Секретарь редакции дремал, положив голову на руки, за столом. Перед секретарем стояла недопитая бутылка пива.
Вот он приподнял с рук голову и уставился взором в пространство; потом посмотрел на карманные часы и склонился...
Стенные часы зашипели, а спустя несколько мгновений, мирный сон окружающего был нарушен их громким, отчетливым боем. Медленно, медленно раздавались эти удары и гулко разносились по сонной типографии.
Метранпаж вздрогнул при нервом ударе, открыл глаза, тупо посмотрел вокруг и снова ткнулся носом. Машинист зевнул и стал чесаться. Вертельщики перестали играть в "три листика" и стали молча считать удары.
Но пробил последний двенадцатый удар, его металлический отзвук долго носился под угрюмыми сводами типографии и замер в тишине ночи.
И опять воцарилась тишина.
Так прошел еще час.
Наконец завизжала на блоке задняя дверь, громко стукнула стеклами и раздался резкий детский голосок:
-- Цензура!
В типографию вошел мальчик лет двенадцати, проворный и смышленый. В руках его был черный портфель с цензурными оттисками.
Метранпаж моментально очнулся, соскочил со стола, встряхнулся, -- и сна как не бывало. Под столом зашевелились торчавшие ноги, и оттуда вылез мальчик, грязный и ободранный, с сонным, испачканным краскою личиком и с всклокоченной головой.
-- Цензу-у-ра!
-- Цензура! -- прокричали радостные голоса в разных углах.
Машинист встал с подоконника и поднял опущенный фитиль лампы
В печатной сделалось светло и уютно.
-- Будет дрыхнуть-то! -- невольно окрикнул машинист и ткнул ногой "накладчика".
Шум в типографии быстро донесся до ушей секретаря. Этот шум был так характерен, что секретарь соскочил со стула и кинулся в типографию, желая поскорее узнать, что "не прошло" и собственными глазами обозреть гранки. В дверях он столкнулся с метранпажем. Последний нес в руках гранки, презрительно тряс их и посмотрел сердито и недовольно.
-- Что? -- тревожно спросил секретарь, сверкнув глазами.
Метранпаж промолчал... Он только безнадежно махнул рукою, положил гранки на стол и ушел из комнаты.