— По виду не похоже, что это ценные камни.
— Такие камни, видимо, больше ценятся в других странах. Но нож — или то, что в нем было, — обеспечивал мне безопасность и позволил добраться сюда. Мне ни разу не пришлось использовать клинок. Нет, случалось, я его доставала и немного размахивала им, но пустить его в дело ни разу не пришлось. Ну оно и к лучшему, потому что тупее ножа, чем этот, я не видела со времени приезда сюда.
— Вот то-то и оно, хозяйка. Не стоит иметь тупой нож во дворце, потому что у всех других ножи очень остры.
Доктор посмотрела на меня (и могу сказать, что взгляд был острый, пронзающий насквозь). Она мягко вынула нож из моих рук, потерла лезвие с одной стороны, пощелкала по нему ногтем.
— Пожалуй, я и в самом деле попрошу тебя отнести его оружейнику, но только для того, чтобы наточить.
— Они и кончик могут снова заострить — ведь кинжал должен колоть.
— Верно. — Она сунула нож обратно за голенище.
— Ах, хозяйка! — воскликнул я, исполнившись страха. — Простите меня.
— За что, Элф? — спросила она, внезапно приблизив ко мне свое красивое лицо, принявшее озабоченный вид.
— За то… что я так говорил с вами. За то, что задавал вам личные вопросы. Ведь я всего лишь ваш слуга, ваш ученик. Я вел себя неподобающе.
— Ах, Элф, — вполголоса сказала она и улыбнулась. Я почувствовал ее прохладное дыхание на своей щеке. — Можно не обращать на это внимания, по крайней мере когда мы вдвоем. Разве нет?
— А разве можно, хозяйка? (Признаюсь: мое сердце, хотя его и лихорадило, забилось чаще при этих словах, и я проникся ожиданиями, какими совершенно не должен был проникаться.)
— Я думаю — да, Элф, — сказала она, взяла мою руку в свои ладони и легонько пожала. — Можешь спрашивать меня, о чем пожелаешь. Я всегда могу ответить «нет», и я не из тех, кто оскорбляется по малейшему поводу. Я хочу, чтобы мы были друзьями, а не только доктором и учеником. — Она наклонила голову с насмешливым, проказливым выражением. — Тебя это устроит?
— О да, хозяйка!
— Хорошо. Мы… — Доктор снова наклонила голову, к чему-то прислушиваясь. — Кто-то стучит в дверь. Извини.
Она вернулась со своим саквояжем.
— Король, — сказала она. На лице было написано огорчение, смешанное с радостью. — Скорее всего, опять пальцы на ногах. — Она улыбнулась. — Как ты тут один, ничего, Элф?
— Ничего, хозяйка.
— Постараюсь вернуться поскорее. А там посмотрим, может, ты будешь готов что-нибудь съесть.
Это случилось, я думаю, пять дней спустя — доктора позвали к работорговцу Тунчу. Его внушительный дом располагался в Купеческом квартале и выходил на Большой канал. Высокие, приподнятые входные двери внушительно нависали над широкой двойной лестницей, ведущей с улицы, но нам не позволили подняться по ней. Вместо этого нанятый нами экипаж был направлен к небольшой пристани, несколькими улицами дальше, где мы пересели в лодчонку с крохотной каютой и закрытыми ставнями, которая перевезла нас по боковому каналу, обогнула дом работорговца и подошла к небольшому потайному причалу, куда не могли пристать посторонние, суда.
— Что это за игры? — спросила меня доктор, когда лодочник открыл ставни каюты и суденышко стукнулось о стенку причала. Лето было в самом разгаре, но здесь царила прохлада, пахло влагой и гнилью.
— О чем вы, хозяйка? — спросил я, повязывая рот и нос надушенным платком.
— Обо всей этой таинственности.
— Я…
— И зачем ты это делаешь? — спросила она, не скрывая раздражения. Слуга в это время помог лодочнику причалить лодку.
— Вы имеете в виду это, хозяйка? — спросил я, указывая на платок.
— Да. — Она встала, лодчонка покачнулась.
— Чтобы бороться с вредными испарениями, хозяйка.
— Элф, я тебе уже говорила, что инфекции передаются через дыхание или жидкости организма, даже если это организм насекомого, — сказала она. — От одного дурного запаха не заболеешь. Спасибо. — Слуга взял ее саквояж и осторожно поставил на маленький причал.
Я не ответил. Ни один доктор не знает всего на свете, и осторожность никогда не повредит.
— И потом, — сказала она, — я не понимаю, к чему вся эта таинственность.
— Думаю, работорговец не хочет, чтобы его личный доктор знал о вашем визите, — сказал я, выбираясь на причал. — Они братья.
— Если этот работорговец так близок к смерти, то почему личный доктор не сидит у его постели? — сказала доктор. — Почему он не рядом с братом? — Слуга протянул руку, помогая доктору вылезти из лодки. — Спасибо, — сказала она еще раз. (Она всегда благодарит слуг. Я думаю, что лакейское сословие в Дрезене, наверное, народ угрюмый. Или просто избалованный.)