— Уроки у тебя сегодня уже закончились, Латтенс? — спросила Перрунд.
— Да, — сказал мальчик. Ростом — небольшим — он пошел в отца, а волосы унаследовал от матери — золотистые, с рыжинкой.
— И что же ты выучил сегодня?
— Еще кое-что о треугольниках и немного истории — о том, что случилось раньше.
— Понятно, — сказала Перрунд, поправляя воротничок курточки и приглаживая волосы Латтенса.
— Там был такой человек по имени Нараджист, — сказал мальчик, слизывая с пальцев сахарную пудру.
— Нахараджаст, — сказал ДеВар, но Перрунд сделала ему знак — помалкивай.
— Он посмотрел через трубку на небо и сказал императору… — Латтенс скосил глаза на три сверкающих купола, освещавших комнату. — Пуслиду…
— Пуйсиду, — пробормотал ДеВар.
Перрунд недовольно свела брови, взглянув на ДеВара.
— … там были большие огненные камни и БЕРЕГИСЬ! — Мальчик, выкрикнув последнее слово, вскочил с места, потом снова сел и наклонился над коробкой со сладостями, приложив один палец к губам. — Но император не послушался, и камни убили его.
— Ну, это слегка упрощенный взгляд на вещи, — сказал ДеВар.
— Какая печальная история! — сказала Перрунд, взъерошивая теперь волосы мальчика. — Бедный старый император!
— Да, — пожал плечами мальчик. — Но потом пришел папа, и все встало на свои места.
Трое взрослых переглянулись и рассмеялись.
— Вот уж точно, — сказала Перрунд, забирая у мальчика коробку с конфетами и пряча ее себе за спину. — Тассасен снова мощное государство, правда?
— Эээ-ээ, — сказал Латтенс, стараясь пролезть за спину Перрунд и дотянуться до коробки.
— Ну, пожалуй, настало время для истории, — сказала Перрунд, усаживая мальчика. — ДеВар?
ДеВар сел и задумался.
— Что ж, это не ахти какая история, но все же история, — сказал он.
— Тогда рассказывай.
— Она подходит для мальчика? — спросила Хьюсс.
— Я расскажу так, что подойдет. — ДеВар распрямил спину, поправил меч и кинжал. — Когда-то, давным-давно была одна волшебная страна, где каждый мужчина был королем, каждая женщина — королевой, каждый мальчик — принцем, а каждая девочка — принцессой. Там не было ни голодных, ни калек.
— А бедняки были?
— Это зависит от того, что называть бедностью. С одной стороны — нет, потому что каждый мог иметь все, что ему заблагорассудится, а с другой стороны — да, потому что были среди них такие, которые не хотели иметь ничего. Быть свободными от обладания — вот чего желали их сердца, и они обычно жили в пустыне, в горах, в лесах, в пещерах или на деревьях или просто бродяжничали. Некоторые жили в больших городах. Но если они решали отправиться в странствия, никто им не препятствовал.
— Они были святые? — спросил Латтенс.
— Да, можно сказать и так.
— И все они были красивы, да? — спросила Хьюсс.
— Зависит от того, что иметь в виду, — извиняющимся тоном сказал ДеВар. Перрунд раздраженно вздохнула. — Некоторые люди видят в уродстве своего рода красоту. А если все красивы, то в уродстве или даже простоте есть некоторая исключительность. Но в целом — да, все они были настолько красивы, насколько того желали.
— Так много всяких «если» и «но», — сказала Перрунд. — Похоже, в этой стране было много неопределенности.
— Можно сказать и так, — улыбнулся ДеВар. Перрунд ударила его подушкой. — Иногда, — продолжил ДеВар, — по мере того, как тамошние люди осваивали новые земли…
— А как называлась эта страна? — прервал его Латтенс.
— Я забыл об этом сказать. Конечно, Богатилия. Так вот, случалось, граждане Богатилии обнаруживали, что целые группы людей живут в их стране как бродяги, то есть как бедняки (или святые), но при этом вовсе не хотят так жить. Эти люди вели такую жизнь по необходимости. У них не было преимуществ, к которым привыкли граждане Богатилии. И скоро отношения с этими людьми стали для народа Богатилии главной заботой.
— Что-что? У них не было ни войн, ни голода, ни чумы, ни налогов? — спросила Перрунд.
— Не было. И вообще ничего похожего на последние три.
— Моя доверчивость подвергается серьезному испытанию, — пробормотала Перрунд.
— Значит, в Богатилии все были счастливы? — спросила Хьюсс.
— Так счастливы, как только могли. Люди сами умудрялись делать себя несчастными, как и всегда.
Перрунд кивнула.
— Ну вот, теперь похоже на правду.
— В той земле жили два друга — мальчик и девочка, они были в двоюродном родстве и выросли вместе. Они считали себя взрослыми, а на самом деле все еще были детьми. Они были лучшими друзьями, но часто не соглашались друг с другом. И одно из главных расхождений касалось вопроса о том, что делать, когда в Богатилии объявится одно из этих племен бедняков. Предоставить ли их самим себе или помочь им улучшить их жизнь? И если все-таки помогать, то как именно? Сказать им: «Присоединяйтесь к нам и живите, как мы»? Сказать им: «Оставьте ваш образ жизни, оставьте ваших богов, ваши самые дорогие верования, традиции, которые делают вас такими, какие вы есть»? Или сказать: «Мы решили, что вы должны оставаться в основном такими, как сейчас, мы будем относиться к вам, как к детям, будем давать вам игрушки, которые улучшат вашу жизнь»? И правда, как решить, что лучше?