Это вывело меня из равновесия.
— Сир?
Кердж встал и подошел к окну. Он стоял спиной ко мне и смотрел на город. Его город. Его планету. Его Империю.
— Это было, когда вы вдвоем вернулись с колонии Тамс, — сказал он. — После того, как ты побывала Источником Крикса Тарка.
Я застыла. Мы с Керджем никогда не говорили о том, что произошло на Тамсе. Он наверняка знал все подробности из моего рапорта. Но сама я не рассказывала ему ничего. И не собиралась делать это сейчас.
— Вы считаете, я жажду мести? — спросила я.
— А разве не так?
— Ну, почему бы и нет?
— Месть помрачает рассудок.
— Мой рассудок в порядке.
— Блекстоун тоже так говорил.
— Это не одно и то же.
— Нет, не одно. — Кердж повернулся ко мне лицом. — Ты нужна мне в рабочем виде. В добром здравии. В здравом уме.
— Вы ищете проблемы там, где их нет.
Кердж не ответил. Он даже не пошевелился. Он только стоял и смотрел на меня, а лицо его было как маска.
«Осторожно, — просигнализировал мой центр. — Внешний Источник ищет пути проникновения в твое сознание».
«Пусть смотрит», — подумала я. Правда, что Кердж превосходит своей энергией любого другого телепата. Но его энергия сродни его физической силе, грубой и неуклюжей. Ему не хватит тонкости найти то, что я держу закрытым от него.
Он долго стоял, не двигаясь. Потом наконец заговорил:
— Ладно. Я не буду отстранять тебя от боевых операций. Но сейчас ты нужна мне в ДВИ. Им не хватает хорошего наставника.
— Слушаюсь, сир.
Я хорошо знала, когда дальнейшие просьбы бессмысленны. Но за всеми моими стенами и барьерами, в панцире из льда, ограждавшего мои эмоции, я думала: «Я вернусь. Слишком много всего не завершено».
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ФОРШИРСКИЙ ПРИЮТ
8. ВРЕМЯ ИСКАТЬ
Я возвращалась на планету Форширский Приют как домой. Почти как домой.
В первый раз я попала сюда всего через несколько лет после выпуска из Академии. Тогда я жила в тесной казарме неподалеку от Джекобсовского Военного Института, километрах в двадцати от города Эос. На этот раз мне отвели квартиру в величественном старом доме, в престижном квартале.
Лично я предпочла бы казарму.
Мне было поручено разработать учебную программу, способную улучшить физическую подготовку кадетов ДВИ. Два дня из каждых восьми я занималась с ними, а в остальные дни это делали их инструкторы по моим указаниям.
Программа была хороша. При правильном выполнении ее требований она приводила любого кадета в идеальную физическую форму. Вот только стоило мне закончить работу над программой, как делать стало нечего.
Поэтому шесть из каждых восьми дней я сидела дома и скучала. Я понимала, чего хотел от меня Кердж. Он хотел, чтобы я оправилась от стрессов, которые — как он боялся — ограничивают мою способность действовать. Я представляла собой важную деталь его военной машины, которой, по его мнению, требовался ремонт. Поэтому он дал мне бессмысленное поручение, сунул меня в красивый город на красивой планете и решил, что об остальном позаботится моя природа.
Он ошибся. Моя природа не делала ничего. Я сидела взаперти, уставившись в стену до тех пор, пока не готова была взорваться. Я была дурой, воображая, что могу уйти с военной службы. Я не могла уйти в отставку. Это оставляет слишком много времени для размышлений.
Правда, в одном Кердж оказался прав. Программа физической подготовки ДВИ действительно требовала пересмотра. Я переработала в ней все, начиная с того, что кадеты ели на завтрак, и кончая тем, сколько километров они должны пробегать по дороге к полосе препятствий. Когда я начала занятия, только четырнадцать процентов кадетов отвечало требованиям программы.
Кончилось все тем, что Чар Йаки, ректор ДВИ, пригласил меня как-то в свой кабинет и подвел к окну. На улице, в вечерних лучах форширского солнца, сновали туда-сюда через плац кадеты, направляясь в учебные аудитории, в библиотеку, в классы симуляции.
— Им не хватает времени на теорию, — сказал Йаки. — Они слишком выматываются к вечеру, чтобы думать об учебе.
— В ДВА нам приходится предъявлять к ним более строгие требования, — возразила я. И это правда: в Дьешанской Военной Академии, где готовят Демонов, от первоначального набора до выпуска дотягивают чуть больше половины курсантов; остальные отсеиваются. Зато остаются лучшие. — Если мы не сможем подготовить их так, как того требует обстановка, лучше узнать это сейчас, чем в момент, когда их жизни будут зависеть от способности действовать с предельными нагрузками.
— Готовить и ломать — не одно и то же, — тихо произнес Йаки.
Сидя в своей шикарной квартире, я думала, не перегибаю ли я в самом деле палку? Зачем вообще готовить кадетов? Купцов нам все равно не одолеть. Они разобьют нас, как бы отчаянно мы с ними ни бились. Тогда какой смысл во всем этом? Так или иначе мы все погибнем, перемолотые военной машиной аристо.
Прекрати, одернула я себя. Я подобрала голокнижку, которую вчера вечером небрежно кинула на диван. Над обложкой розовыми буквами светилось название: «Поговорки далеких миров». Я любила заучивать обороты чужой речи. В детстве мы все время играли в это с моим братом Келриком, подставляя друг друга в изысканно закрученные фразы. Sauscony esta construendo castillos en el aire. Соскони строит воздушные замки. Я раскрыла книгу и наткнулась на неплохую земную фразу про журавля в небе.
Я вздохнула и отложила книгу. Потом встала и подошла к южному окну гостиной, из которого открывался вид на поля. Дом, где я жила, стоял на краю Джейкобсшира, края пологих холмов, поросших туман-травой. Когда она колыхалась от ветра, казалось, будто по земле распластались золотые облака. Был ранний вечер. Вечера здесь мягче, чем на Дьеше, короче, чем на Делосе. Янтарное солнце висело над горизонтом на юго-западе.
Из всех миров, где мне приходилось жить — планета моего детства не в счет, — Форшир нравился мне больше всего. Это была вторая планета в системе оранжевой звезды, получившей от своего первооткрывателя имя Рут.
По заведенному в КИКС порядку города здесь обозначались номером согласно очередности их постройки. Однако какой-то поэтически настроенный чиновник в Командовании Имперских Космических Сил переименовал этот город в Эос в честь богини утренней зари из какой-то древней земной мифологии.
Мой брат Кердж не отличался любовью к поэзии и обыкновенно предпочитал простые и ясные индексы именам каких-то богов. Но мифология Земли почему-то увлекала его, особенно труды драматурга по имени Сенека. Сама я Сенеку не читала и сомневалась, что Кердж понимает, что же так очаровало его. Как бы то ни было, он сохранил за городом, который иначе назывался бы Рут — 2, #17, имя Эос.
Я понимала, почему это место навевало романтические чувства. Сам местный небосвод подвиг местных жителей — потомков независимой колонии, обосновавшейся здесь сотню лет назад, — на несчетное количество поэтических опусов. В этих краях, тридцати градусов северной широты, планетные кольца казались мостом в небе с наивысшей точкой на юге.
Находись я на экваторе, они тянулись бы прямо у меня над головой тонкой, почти невидимой полоской. Большая часть небесной арки окрашивалась в бело-золотые тона, хотя ближе к иззубренному горизонту цвет ее переходил в оранжевый, розовый и, наконец, красный.
Интересно, подумала я, как все это выглядело несколько столетий назад, когда на поверхность Форширского Приюта упал астероид? Вряд ли это было так уж страшно: планета успешно оправилась от катастрофы, единственными следами которой оставались кольца.
Впрочем, местные растения и животные до сих пор не до конца освоились с присутствием колец и пыли в воздухе. Трение с верхними слоями атмосферы и столкновения составлявших кольца глыб приводили к выпаданию на планету значительного количества твердых частиц. Самые крупные прочерчивали ночное небо метеорами. В атмосфере постоянно висела пыль — естественный смог, который никогда не рассеивался до конца. В спектре солнечного света здесь в отличие от большинства других обитаемых планет преобладали красные цвета. Все вместе это окрашивало небосклон Форшира в ярко-золотой цвет, а не в голубой, обычный для планет с кислородно-азотной атмосферой.