— Знаешь, Эльтор, это ничуть не безумнее того, как ты из своей вселенной попал в мою при помощи — как ее там? — ага, прорези в пространстве Римана.
— Нет, это вполне логично.
— Для тебя — да, а для меня нет, — улыбнулась я.
Один из абаджей что-то выкрикнул. Обернувшись, мы увидели, что к нам приближается еще одно красное облако, на этот раз от Сент-Парваля. Постепенно облако приняло очертания четырех воинов-абаджей. Их проводили к Узану. Тот сначала посовещался о чем-то с прибывшими, затем — с Эльтором и его отцом.
Эльтор перевел для меня:
— Рагнар сказал абаджам, что если те отказываются «сдать» нас, то тем самым совершают измену. Он дает им всего один час на принятие решения. После чего приступит к бомбардировке планеты.
— И они нас выдадут? — испугалась я.
— Нет. — Эльтор посмотрел на воинов. Одни восседали на руциках, другие, спешившись, стояли рядом со своими скакунами, кто-то чистил их или поил. — Шесть тысяч лет преданного служения не перечеркнешь одной-единственной угрозой.
— А мы не можем улететь на корабле из другого порта? — спросила я.
— Джаг совершил посадку в Сент-Парвале, потому что это единственный действующий космический порт на всей планете. Впрочем, — пожал плечами Эльтор, — возможно, для взлета нам и не нужен порт. Но Рагнар наверняка постарается уничтожить любой корабль, взлетающий с поверхности планеты. Не забывай, в его распоряжении боевой космический крейсер.
— Что, по-твоему, наиболее вероятно? — спросила я. — Допустим, мы предпримем попытку к бегству. Нас либо уничтожат, либо схватят. Или же мы попробуем воспользоваться псиберсетью, но неудачно?
— И то, и другое равносильно самоубийству, — мрачно отозвался Эльтор.
— Но надо же что-то делать. — Я сжала его руки. — Ты когда-нибудь видел, чтобы корабль абаджей одержал победу или ушел от боевого крейсера?
— Ни разу.
— Тогда почему бы нам не воспользоваться способом, который однажды сработал?
— Откуда ты знаешь, черт возьми, что он однажды сработал?
— Твой отец...
— Он понятия не имеет, о чем говорит. Эльтор от бессилия сорвался почти на крик.
— А ты не задумывался, что твое мнение об отце отравлено тем, что Бладмарк постарался вложить тебе в голову? — спросила я и уже мягче добавила: — Сейчас ты поступаешь так, как хочет от тебя Бладмарк.
Эльтор уставился на меня. Его эмоции были так сильны, что, несмотря на возведенные в его душе барьеры, я чувствовала их все до одной — стыд, злость, чувство вины... А еще глубже прятались обида и боль. Эльтор остро переживал как предательство Рагнара, так и разобщенность с отцом. Ведь, несмотря на все их разногласия, Эльтор искренне любил отца, был привязан к нему.
Эльтор поднялся и что-то сказал к отцу. Тот кивнул, и мужчины вместе отошли к другой стороне источника. Разговаривали они тихо. Иногда Эльтор, будучи не в силах смотреть отцу в глаза, стоял потупившись. В какой-то момент у него сорвалась слеза, но он поспешил смахнуть ее. Элдрин не сводил с него взгляда, в котором читалась любовь, какую бессильны уничтожить любые невзгоды — ни годы, проведенные в борьбе с недугом ребенка, ни годы отчуждения, когда между отцом и сыном встал третий, задумавший вбить клин в их отношения.
Наконец они повернулись к нам.
— Попробуем прорваться через псиберсеть, — произнес Эльтор.
Над пустыней возвышался Тикуаль — одинокая пирамида высотой в несколько сотен футов. В лучах заходящего солнца она отливала бронзой, от чего отбрасываемая ею гигантская тень казалась еще темнее. От ее названия мне стало не по себе — оно звучало почти как «Тикаль», самый крупный из городов майя, город величественных храмов и легендарных правителей.
Теперь я ехала вместе с Эльтором. Элдрин ехал рядом с нами, а все трое, в свою очередь, — в кольце абаджей. Наша процессия неторопливо приближалась к Тикуалю. Вокруг пирамиды не было никакого города, лишь пространство двора, мощенного треугольными кирпичами цвета терракоты. Пространство это продувалось ветром, несшим с собой песок пустыни, от чего двор был словно присыпан красной пылью.
В нескольких сотнях ярдов от пирамиды в неярком предвечернем свете сияла арка, обрамленная каменными блоками высотой почти в три метра. Перекладина тоже представляла собой длинный каменный блок. Абаджи по двое проехали в арку. Когда мы приблизились к ней, оказалось, что вертикальные камни на самом деле — гигантские статуи. Каждая изображала женщину-воина. Каменные амазонки стояли, подняв руки над головой, и поддерживали перекладину. Обе были обнажены, зато на поясах висели длинные мечи. В их позах не было и следа застенчивости — открытая грудь, головы чуть закинуты назад, лица исполнены гордости.