«Вот так, — подумал Дмитрий, — успокоил старший товарищ! — Подспудно он чувствовал, что физик прав, но какая-то это была неприятная, для него правда, с некоей горчинкой и высокой холодностью. Не нравилось ему оставаться просто бесстрастным наблюдателем, он привык помогать и выручать, вести за собой и разделять с друзьями скорбь. — Ничего я в сегодняшней заварушке так и не понял. Даже эти мальчишки, и то, наверное, разбираются больше, что к чему. Ну они-то — ладно, как сказал Андрей, потихоньку переживут. А вот как мне объяснить родителям Пысина, почему их сын не вернулся из школы? Не взваливать же эту печальную обязанность на Машу. Придётся как-то выкручиваться, гасить всплеск эмоций, отодвигать вполне обоснованную тревогу на задний план, придумывать несуществующие обстоятельства, в силу которых парень не появится дома ещё очень долго. И появится ли вообще? Теперь мне самому предстоит выбрать, что лучше — спасительная ложь или беспощадная правда. А потом надо будет ещё собирать весь наш пёстрый педагогический коллектив и всем вместе мозговать, как исключить подобные инциденты в дальнейшем».
От невесёлых мыслей Кобыша отвлекло лёгкое покашливание. Мальчишки смотрели на него с отчаянной надеждой. Они сразу сообразили, что наставник только что пообщался кем-то ещё более умным, принял решение и теперь пытается облечь его в приемлемые выражения. Потому и прервали его раздумья доступным и довольно тактичным способом.
— Вот что, ребятки, — мягко сказал Дмитрий, — утро вечера мудренее. Давайте-ка сейчас по домам — я вас сам отведу — и больше ничего не затевать. Мы уж сами постараемся разобраться.
— А если Сашка вернётся?
— Если вернётся, его и без вас тут встретят.
— А может, мы всё-таки подождём?
— Нет. — Кобыш был неприступен. — Вас родители дома ждут.
— Его тоже, — совсем тихо обронил Юрка.
— Вот и подумайте на досуге, стоит ли в следующий раз затевать эксперименты, последствия которых непредсказуемы. — Дмитрий обхватил их за плечи и подтолкнул к едва заметной тропке. — А с Сашиными мамой и папой я поговорю без вашего участия.
В возвращении домой есть нечто сакральное. Особенно это ощущается после долгого отсутствия. Всё окружающее, давно изученное и до боли знакомое, воспринимается несколько иначе, в подсознательном сравнении с только что оставленным чужим, но тоже за время пребывания там достаточно освоенным и обжитым, и это сравнение постепенно меркнет и вытесняется узнаванием и предвкушением. Снова дома! Что может быть приятнее и восхитительнее. Только встреча с близкими и любимыми или со старыми друзьями.
Клюев шагал по заросшему просёлку, вдыхая забытые ароматы еланского леса, и на душе его было светло и покойно. Он умышленно не переместился прямо к коттеджу, а оставил себе возможность вот так упоительно проникнуться возвращением. Ещё издали он заметил, что ворота открыты и возле них стоит Никита. Наверное, он сразу почувствовал появление Макса и сейчас поджидал его, выйдя за изгородь и надеясь, что больше никто не помешает их встрече. А Клюев не торопился, сознательно растягивая удовольствие. И мастер-наставник не спешил, понимая состояние брата. Он просто стоял и улыбался. Когда между ними осталось не более десяти шагов, оба не выдержали и рванулись друг к другу. Крепко обнялись. И Макс ощутил такой прилив совершенно щенячьего восторга, будто на него снизошла благодать.
— Ну, здравствуй, младший! — глухо сказал Никита и, наконец, отстранился, окидывая Клюева взглядом, полным любви и нежности. — Рад видеть тебя повзрослевшим и возмужавшим!
— И ты, старший, будь здоров! — ответил Макс, расплываясь в счастливой улыбке. — Что ж ты ни разу со мной не поговорил? — тут же попенял он. — Обещал ведь присматривать.
— Нужды не было. — Мастер-наставник заговорщицки подмигнул. — Ты прекрасно справлялся. Мы ведь договаривались как? Если станет туго, я приду на помощь. Но такого случая не представилось. Вёл я тебя постоянно, а вот разговорами отвлекать даже не собирался.
— А мне иногда так хотелось с тобой словом перекинуться, — вздохнул Клюев. — Как дела в школе?
— Наша команда теперь перебралась на Луну. В новом Центре занимаемся с самыми способными.
— На Луну? — удивился Макс. — Там же сейчас все кому не лень развили бурную деятельность. Неужели не мешают и не пристают с вопросами, откуда что взялось.
— Видишь ли, — хитро усмехнулся Никита, — Кобыш с ребятами соорудили Центр в кратере Ипатия, но не сейчас, а в сороковых годах минувшего века. В те времена там и близко никого не было.
— Неплохой ход. — Клюев одобрительно кивнул.
— А то! Правда, получилась хохма. Американцы недавно обнаружили опустевшую полость, оставшуюся от школы, и сочли её неопровержимым доказательством присутствия в Системе инопланетян. Ну, или их обитания здесь в недалёком прошлом.
— Вполне логичный вывод.
— В том-то и дело. А ещё наши младшенькие масла в огонь подлили. Им, понимаешь, захотелось понаблюдать первую высадку людей на Луну, так они туда всей группой заявились. А системы наблюдения у них сделаны в виде летающих тарелок, причём они лепят их кто во что горазд, такое иногда сварганят — глаз не оторвать. В общем, именно они стали в конце шестидесятых причиной свёртывания Лунной программы. Как тебе?
— Сорванцы! — Клюев покачал головой — то ли одобрительно, то ли осуждающе — и сразу же спохватился. — Как Маша? Как ребята?
— Замечательно. Чаёвничают. Мы тут за домом беседку устроили, все там. — В глазах Никиты мелькнула непонятная искорка, и Макс понял, что брат чего-то недоговаривает. — А ты лёгок на помине.
— Большой сбор, значит. Просто так или случилось что?
— Случилось. Один из учеников исчез. — Мастер-наставник страдальчески скривился, но это длилось всего лишь мгновение. — Не будем омрачать встречу. Тем более что всё может оказаться не так уж плохо. Этим занимался Дима, и он полагает — вешать нос рано. Ну пойдём, младший. Ты не представляешь, как тебе обрадуются! Все же в курсе, где ты пропадал.
Они вошли в ворота, обогнули дом и прямо но газону двинулись к беседке. Беседка действительно оказалась замечательная — деревянная, просторная и высокая, вся увитая плющом. Из-за зелёного полога доносились приглушённые голоса, потом послышался радостный взвизг, наружу выскочила Маша и понеслась навстречу братьям, выкрикнув на бегу:
— Максик вернулся!
Народ из беседки посыпался горохом. Тут и вправду были все — и Кобыш, и Тёрнер, и Женя Седых, и Хромов с незнакомой девушкой, и Раф Дорин, и Клеменс, и Варчук, и даже вездесущие Фёдор с Играем. Клюева обступили со всех сторон, хлопали по плечам, обнимали и тискали, лезли целоваться — но это уже Маша и подруга Виктора, назвавшаяся Дженни, мужчины, естественно, себе такого не позволяли. Когда утихли первые восторги, собравшиеся усадили Макса на траву, прямо тут же, не сходя с места, расположились перед ним полукругом и потребовали обстоятельного рассказа о своих приключениях. Давненько Клюев не чувствовал себя звездой, ему льстило всеобщее внимание, и он, дабы его полностью оправдать, немедленно напустил на себя вид перовского охотника, возлежащего у костра, и приступил к повествованию. Чем дальше он погружался в дебри своей одиссеи, тем внимательнее слушали его друзья. Особенно их поразили два преобразователя и инцидент на Чудском озере, когда один из сердечников использовался для чёрного наговора.