У школяра адреналин бы вскипел в крови, от сказанного. У человека, смотревшего в лицо смерти, подобное вызывает ностальгическую улыбку.
— Практика по полевой медицине, ему пригодилась бы больше. — высказал своё мнение.
Они оба на меня странно посмотрели. Спору нет: Эйв спортивный мальчишка. Но одно дело быстро бегать и мячик пинать, пусть и в первобытной свалке временами. Правила их футбола современной, земной толерантности не достигли. Другое дело — уметь бить хорошо и быстро. Руками по лицу, не по мячику.
Я Хупи такого не позволю, но они сомневаются.
Здесь зашел преподаватель по математике и шепотки, пересуды одноклассников утихли. Мистер Чарльз Валлис шума не любил, был консервативен и старомоден. Бакенбарды, спускавшиеся аж до носового платка вокруг шеи, сильно на такое намекали. Он мог запросто напялить «колпак тупицы» на любого из учеников, даже на чувака из аристократического рода, раза три подобное демонстрировал. Ведь Чарльз Валлис сам был представителем оной аристократии, хотя нетитулованной и религиозной. Иными словами, Чарльз Валлис был джентльменом. Сын пастора из прихода под Девоном, он закончил Оксфорд, но больше, конечно, был знаменит своим далеким предком Джоном Валлисом, основателем матанализа.
Англиканские священники традиционно сильно не заморачивались со службой. Пинали балду, курили траву, изобретали на досуге всякие полезные вещи: вроде ткацкого станка, терьеров или политэкономии. Я вообще ни разу шучу. Забавный факт: первая сука пастора Рассела, с которой пошли терьеры, носила кличку Трамп.
Эндрю Беллингем сманил преподавателя из частной школы Итона, потому даже наш директор гимназии Валлиса побаивался.
— Сели. — скомандовал Чарльз Валлис нам, придирчиво оглядев наш строй и заскрипел невыразительным голосом, взяв мел. — Сегодня мы начинаем заключительную главу нашего полного курса по изучении алгебры. Логарифмы: понятие и свойства, функция, основное тождество и простейшие уравнения.
Мы послушно зашуршали ручками. Пройденная в прошлой жизни, тема по матеше, постепенно всплывала из забытья. Вроде это всего лишь десятый класс нашей школы. Мне она интуитивно понятна и не вызывает зубной боли, как у большинства присутствующих.
Урок с логарифмами прошел словно встреча со старыми знакомыми: числа под функцией прыгали, улыбались и будто кричали: «мы нормисы, мы свои, братка!» Из той прошлой жизни, где всё было понятно и предсказуемо.
А потом было занятие по ораторскому искусству. Тому самому, по которому у Эйва «В». Трояк, грубо говоря. И в общем за дело. Логично мыслить, не поддаваться эмоциям, способность убеждать, артикуляция и дикция — для неискушенного подростка, такое посложнее матеши будет.
Математика наглядна: выверни карманы и рассчитай стоимость похода с девчулей на выходных. Ораторское искусство — это инструмент познания мира и себя, способность яркого самовыражения. Многие ли подростки такое поймут, являясь внутри себя, еще теми бунтарями.
«Трэш скилл» — решил Эйв и забил на предмет. Ладно хотя бы не отсвечивал своим мнением.
А вот я встретил мисс Эммели Панкхёрст в коридоре гимназии. Спустившись на первый этаж. Совершенно случайно.
— О мой бог! — с горечью выдал я, завидев фигуру молоденькой преподши. — мисс Панкхёрст, позвольте помочь вам донести сей тяжелый груз до класса.
Не давая ей опомниться, я коршуном схватил охапку тетрадей из нашего класса, сданных на проверку, и тубус с передником. Да, учителя-женщины носили с собой белые фартучки, которые подвязывали на себя, чтобы не испачкаться мелом. Мужчины на такие детали обычно плевали, мел не так сложно оттереть от одежды.
— Эйвер Дашер! — моментально раскусила меня Эммели. — Ты не получишь итоговую «Б» пока не напишешь и не сдашь три эссе, плюс испытательную филиппику или панегирик на тему по своему усмотрению.
По ораторскому искусству не было экзаменов в конце учебного года. Рейтинг выставлял препод по личному мнению, учитывая работы и оценки за весь год. Так что для пересдачи несогласных с оценкой начиналось «долгое глотание пыли» с запросом директору, созданием комиссии. Филиппика — гневная речь, панегирик — восторженная. Список тем задавала преподавательница.
— Ах, мисс Панкхёрст. — вздохнул я под грузом учительских принадлежностей. — Теперь мне страшно даже спросить вас об рейтинге «А».
— Ха-ха-ха. — рассмеялась она звонким колокольчиком.
Тут я почувствовал в воздухе некоторое напряжение. Потом разглядел за стопкой тетрадок, возвышавшихся выше моего носа, Глэдис со свитой. Картина Джошуа Рейнольдса, холст, масло: «Королева жужжа, осматривает свои владения и казнит всяких беззаботных тлей.»