Это скорость свободного падения на земле. Вторая мысль носила прозренческий характер: на Северном полюсе сила притяжения выше.
Потом Саня развернул далеко не легкую тушу Данилы и перекинул через невысокий бортик. Наблюдательная площадка Большого детектора называлась так, не потому что на ней зависало высокое руководство, медитируя на тихую гладь линейного алкил-бензола с присадкой фенилоксазола. На площадке была установлена аппаратура для телеметрии: бортики были невысокие.
Даня, конечно, вцепился в тушку врага. Пусть линейный алкил-бензол с фенилоксазолом звучал грозно, и вызывал при озвучивании образы человека, заживо растворяющимся в серной кислоте. На деле нетоксичная, совершенно прозрачная, малолетучая жидкость без запаха. Такое в жидкое мыло добавляют в качестве эмульгатора. Но лететь десять метров до неё абсолютно не прикольно. Да и вообще, совсем скоро запуск тестового эксперимента, подводит он заведующего.
В ответ его мыслям погасло освещение. Темнота воцарилась вокруг. Ненадолго. Нелепо сучивший ногами и руками в полете Данила, почти достиг спиной водного зеркала, как темнота пошла рябью.
Вот будь на месте Дани известный физик-теоретик Митио Каку, он бы воскликнул что-то вроде: «Вижу гравитационные струны! Рябь пространства-времени!» Накатал бы несколько книг, стал еще более известен в мире, получил наконец свою Нобелевку.
Но в глазах Шастунова отпечаталось лишь бледное лицо Насти и кусок оторванной ткани от футболки мажора в руке. Его охватило чувство невесомости полета и разлившееся в груди острое сожаление на свою слабость.
Это всё, что успел зафиксировать Даня, перед тем как исчезнуть.
Глава 2
Всполохи света ударили по глазам внезапно. Обоняние подверглось атаке новых запахов и вкусов. Левая рука донесла ощущение теплой ладошки в ней. Правая сигнализировала о полном порядке, неведомым образом вернув к жизни два потерянных пальца. Обстановка сменилась столь разительно, что ошарашенный, я потерял ориентацию, зашатавшись. Благо моя тушка была втиснута в толпу и упасть не получилось.
Девушка рядом повернула голову. Рыженькая, с медовыми глазами. Симпатичная. Это её я держу за ладошку.
— Hold still! — гневно припечатала она. — Show some respect to me!
В следующую секунду до меня перешел перевод: не дергайся, прояви хоть немного уважения.
И правда, чего мне дергаться? Эка невидаль — английский за секунду выучил., тело поменял на другое. Да у меня в уборной свой портал стоит, я каждый день по другим мирам путешествую. Только обычно это с планшетом в руках и без спецэффектов происходит.
То, что передо мной другой мир, а не кома в больничке, я ни разу не сомневался. Слишком много чувств задействовано в обработке данных, слишком ясно мышление, слишком чудовищна картина перед моими глазами.
Обрывок ткани, сжатый в свободной, правой руке тоже на многое намекает. Леденец, с кислым послевкусием растворившийся во рту, вызывал желание жажды.
Не дождавшись ответа, девушка обидчиво вырвала свою руку из моей ладони. Могла бы это сделать вместе с кошельком — я бы не заметил. Когда другие люди из человека делают показательный факел, много что можно упустить в оцепенении.
Толпа, кстати, активно радовалась данному событию. Дети, молодёжь, женщины, старики. Зажиточные и нищие, красивые и отвратительные. Все суетились, подбадривая криками служителей наподобие: «Гори-гори ясно, дохни долго и ужасно!», «Сожри их извечный свет!».
Я стоял на большой площади, сжатый телами соседей, против сколоченного деревянного помоста, метрах в тридцати от него. За помостом стоял памятник бородатому чуваку с глупым лицом на лошади. Вокруг и по всей площади стояли фонари. Газовые, судя по голубому огоньку.
На помосте четверо «извечников» (как услужливо шепнула память) сжигали слугу тёмного лжепророка, прикованного к переносному столбу. Двое из них, в белых балахонах, вспыхивая красной аурой, пускали прямо из рук факелы, поджаривая бедолагу с разных сторон. Третий, самый главный, магистр ордена «Извечного Света» Нью-Лана Ричард Молейнс, прижав правую руку к уху, словно заправская рок-звезда, заводил толпу своим видом.
Четвертый — самый опасный, вернее самая опасная — извечница Джулия, рыскала по толпе испытывающим взором. Вычисляла приспешников Тёмного. Поговаривали, у неё особый на них нюх. Тонкая дымка ауры, окружающая её фигуру, колебалась от жёлтой до оранжевой подсветки.