— Прошу прощения, миледи Глэдис. — негромко произнес, когда две её спутницы отошли на свои места. — Всего что мне нужно, я добьюсь сам. Просто для доходчивости с некоторыми людьми приходится разговаривать на их языке.
Она не ответила, но за еду принялась без метания ножей в ближайшую фигуру. В моё уникальное, любимое тельце.
— Каков твой язык общения со мной? — спросила она внезапно, вороша ложкой в египетских бобах, залитых сливками, с перчиком и травами.
— Только правда. — поклялся я.
— Значит кем угодно будешь, если я захочу? — поймала меня, на вылетевшими перед уроками, в пылу разговора с Марго, словах Глэдис.
И откуда она только знает такие детали. Не гимназия просто, а сплошная соцсеть какая-то. Вообще это вопрос доверия, когда такое спрашивают. Но от неё я гадостей ни разу не видел. А что строгая и вся такая правильная, такое парой шотов текилы лечится.
— Не сомневайтесь, миледи Глэдис. — скорчил торжественную мину, специально для неё. — Кем угодно. Сделаю для вас всё, что не карается смертной казнью в нашей прекрасной Родине.
В Великобритании она за четыре преступления: измена, пиратство, поджоги портов и убийство. Это раньше: репку у соседа стырил — добро пожаловать на виселицу. Сейчас просто пиршество гуманизма. Хотя память смутно подсказывала, что тюрьмы здесь хуже некуда. Но мы же кореша-одноклассники с миледи Глэдис, если что она вытащит. Этот вон адвокат, на портрет которого я глазел на истории, как раз защищал революционеров, устроивших беспорядки, во время которых погибли полицейские. Выиграл дело. Но вовсе не потому, что с премьер-министром дружил и всякими отцами духовными, вроде епископов.
Потому что горячо и беззаветно Отечество любил! Как я Глэдис.
— Будешь играть в школьном спектакле, через неделю у нас постановка «Ромео и Джульетты». — заставила меня себя мгновенно разлюбить наша школьная принцесса.
Как же, чтоб школьная жизнь прошла, да без спектакля с Вилем Евгеньевичем Копьетрясовым… Вы там определитесь: вам отличники нужны или барды. Вместе это не совмещается.
— У меня тренировки в команде. — попытался я робко возразить. — Кубок по футболу очень важен для гимназии.
Глэдис слегка улыбнулась уголком губ.
— До шести вечера тренировки. Репетиции как раз в это время и начинаются.
Актеры и проститутки в одном классовом ряду еще недавно стояли для аристократии. Глэдис тоже попаданка что ли? Хотя для своих и члены королевской семьи в спектаклях участвуют. Ммм, Глэдис меня в высшее общество подтягивает? Ричард Беллингем тоже не обязан был моему старику личное приглашение в гимназию устраивать, достаточно того, что он ему пенсию королевского флота по ранению, к основной и по выслуге лет, выхлопотал.
Неужто Беллингемы настолько должны моему деду?
— Роль пустячная. — уточнила Глэдис. — Второго плана. Пару слов и умираешь. Никто к главной тебя не подпустит. Если сам не заслужишь.
Я отринул всякие сомнения. Пара слов и героическая смерть — довольно полное описание моей прежней службы. Шуточка черновата, но к «белым тапочкам» мы готовы в любой момент. А здесь просто отыграть просят.
— Я благодарен вам, миледи Глэдис. — вежливо склонил голову. — За ваше искреннее участие в моей судьбе. Вы тот добрый маяк, что спасает изнеможенных путников. Поток света в тёмном царстве. Верю, ваше имя сочтут счастьем носить библиотеки, благотворительные организации и даже города.
— Довольно. — прервала меня Глэди. — Твои комплименты больше на тосты смахивают. Ты к бутылке рома, заныканной дедом дома, часом не прикладываешься втихаря?
Она шутила и это был хороший знак. За следующие двадцать минут, под сытный обед, мы обсудили насколько высоко возрастают боевые качества британских моряков после «чарки Нельсона».
Глава 12
Не понимаю отчего современные школьники жалуются на уроки. У меня они по часу идут, могут колпак тупицы напялить или пребольно всечь линейкой. Наши сопляки на уроках в видосики на телефонах залипают, от физических наказаний освобождены, еще и недовольны чем-то. Мистера Джонса на вас нет, слабаки!
Основания быть собой довольным у меня были. На истории я вежливо придвинул учительское кресло нашему гному-старичку мистеру Парри Хагарту, как только тот вошел в класс. Он проверил сначала сиденье, заподозрив неладное. Взглянул недоверчиво в мою честную физиономию — я был воплощением номинации «лучший школьник Великобритании». На уроке преданно смотрел в глаза, вытягивая руку. Очень скоро он сдался и спросил меня о первопричинах недавнего конфликта у «островов раздора». Том самом, где маг Водорезов похоронил половину британской эскадры.