В первый раз его оквима оказалась полезной. В остальное время она его тяготила. Брат разворошил в нём то, что не стоило трогать. Глядя на него, Мик тоже захотел стать сильным магом, приобщиться к элитному кругу людей. Но лучше бы этого всего не было.
Лучше бы он ничего не видел и жил бы спокойно в неведении, как и все. Эта приоткрывшаяся дверь только раззадорила его, а когда у него отобрали ключ от неё, стало ещё хуже. Почему так произошло?
Разрываемый между двумя мирами, Мик везде себя чувствовал лишним. Он не был своим у деревенских, так как не мог жить их проблемами — они казались ему смешными и несущественными. Их ценности для него мало, что значили и те тоже чувствовали в нём чужака, что что-то в нём изменилось, и не принимали назад в свой круг.
В то же время он не мог быть среди сородичей младшего брата — для этого у него не хватало маны. Он всё время как собачка на побегушках, которую жалко выбросить на улицу. Да и вроде как давно живёт, пускай уже остаётся.
Эта правда глубоко в него вошла, но всплыла на поверхность лишь во время плена.
На первом этаже никого не было. Он подождал около получаса, прислушиваясь к любому шороху, но никакого движения в доме не уловил. Тогда Мик с лёгкостью вскарабкался по выступам до чердачного окна — вдруг Штрейхбеккер там?
Оставалась опасность, что его заметят с улицы, но сейчас там безлюдно. Всё, что ему надо — это пара минут. Зеркальце показало, что внутри никого нет. К тому же маленькое окошко было открыто.
Он бесшумно залез внутрь и осмотрелся — ничего не обычного. Чердак как чердак. Вокруг валялся старый хлам — ненужная одежда, немного досок, собранные друг в друга ведёрки. Паутина, пыль и запустенье.
На всякий случай Мик ещё долго прислушивался, прежде чем сделать первый шаг. Сняв обувь, он добрался до крышки люка. Тишина.
Мик не волновался. Происходящее воспринималось несколько по-иному. Вещи, которым суждено случиться, всегда станут частью этого мира. Это просто незыблемый закон и мешать себе излишними эмоциями по меньшей мере глупо.
Нет, он не дурак и ценил свою жизнь, но… Люк открылся, и Мик потихоньку спустился внутрь. Прошёлся по всем комнатам и даже отыскал вход в подвал. В доме никого не было. Отсюда в спешке убрались, видимо, что-то заподозрив.
Мик стоял один в этом старушечьем логове с кучей занавесок и душком дохлятины. Без людей внутренность дома словно высохла.
Страх помешал бы ему раньше проделать такое, но у него был лучший учитель, позволивший избавиться от этого чувства. Живя во власти ложных убеждений, Мик и не подозревал, что мир гораздо проще. Многое из того, что он себе напридумывал, казалось теперь безделицей.
Мик нагнулся к тряпке из-под корзины и увидел кровь.
Сприта сложно назвать доктором, и здесь тот был скорее ублюдком, неосознанно запустившим процесс выздоровления, но одно он смог вылечить точно. На третий день нахождения в подвале Мик перестал заикаться.
Глава 5
Зачистка
Марк провёл ещё несколько экспериментов, и выяснилось, что новый иероглиф при вливании в него маны никуда её не переносит. Просто концентрирует в себе, а при соприкосновении со спрутообразным солнцем она тоже никуда не исчезает.
То есть он больше как приёмник и аккумулятор. В случае с первым иероглифом мана могла только тратиться. Она накапливалась до критического значения и если не дать ей выход — деревяшка треснет, рисунок нарушится и всё напрасно.
Получается, среда красного кристалла служила прослойкой между этой дощечкой и живым организмом. Мана поступала сразу же в кровь. В кристалле ещё присутствовали кое-какие запасы, и Марк использовал его из любопытства — всё работало как обычная система из синих или зелёных.
Были предположения, что он составлял всю базу маны, а не усиливал её, но тут один нюанс. Все магические твари, которых он встречал, имели для кристалла специальную сумку под сердцем. Была именно изоляция. Здесь же — сращение.
Он сильно сомневался, что Альтэндо способен создать с нуля представителя другой расы. Это уже попахивало божествами и прочим таким — в мире инвестиго не было богов. По крайней мере, упоминаний он не встречал.
Следующие три дня компания Марка уничтожала живность в округе. Его не покидала мысль, что в Ваабисе Сприт был не единственной марионеткой второго попаданца. Характерная черта слуг — неспособность воспринимать боль.