«Ты очень пожалеешь, Олежа, если решил нагреться за счет моих накоплений, – подумал Николай. – Не буди лихо, пока оно тихо».
Он взглянул на топливный датчик. Бензина хватило бы еще на пару сотен километров, однако Николай решил залить бак полностью. Коршунов планировал к утру вернуться домой, а это более пятисот километров. Там он собирался часика три покемарить и приступить к делам.
Вскоре впереди замелькали огоньки АЗС. Николай перестроился на крайнюю правую полосу и неожиданно почувствовал резкий удар в заднюю часть кузова. Его тело с силой вдавило в кресло. Если бы не подголовник, то вице-президенту боксерского клуба грозил бы серьезный вывих шейных позвонков.
– Твою мать! – злобно рявкнул он, ударив по тормозам.
Надсадно взвизгнули покрышки, стираемые о дорожное полотно.
Коршунов остановился у обочины, включил аварийный сигнал и принялся испепелять взглядом зеркало заднего вида. Фары машины, влетевшей в зад «Ауди», светили прямо на него, из-за чего разобрать марку этого автомобиля было невозможно, а уж номер – тем более.
– Гаденыш! – прорычал Коршунов, сплюнул в окно, выбрался из авто и раздраженно хлопнул дверью. – Вы там что, уже глаза залили? – выкрикнул он, приближаясь к машине, из которой до сих пор так никто и не вышел.
Это был «БМВ», покрытый толстым слоем пыли. Окна иномарки были тонированы, на черной поверхности стекол мерцали отблески дорожных фонарей.
Пыл Николая слегка поутих, когда он увидел, что номера врезавшегося в него автомобиля были замазаны засохшей грязью. Где-то глубоко внутри его неприятно кольнула иголочка тревоги, но ладонь Коршунова уже тянулась к дверной ручке иномарки. Едва его пальцы коснулись прохладного пластика, как дверь распахнулась сама.
– Привет, сучара! – прохрипел человек, облаченный во все темное.
Лицо этого типа закрывала маска-балаклава, лишь глаза его сверкали прожигающей ненавистью. Спустя мгновение раздался шипящий звук, и в лицо ошеломленного Николая ударила тугая струя перцового газа. Глаза вспыхнули нестерпимым жаром, как если бы его окунули лицом в казан с тлеющими углями. Тысячи невидимых булавок впились в плоть своими раскаленными остриями.
Николай взвыл. Боль была такая, что ему показалось, будто лицо его превращается в рыхлое решето из плавящейся кожи. Он прижал ладони к глазам, горящим огнем, и неуклюже попятился назад. Но молниеносный удар в голову, похожий на щелчок тумблера, отправил его в глубокий нокаут.
С каждым ударом сердца сознание медленно и нехотя выкарабкивалось из бездонного колодца забытья. Николай постепенно приходил в себя. Голова его трещала и раскалывалась от боли, как если бы внутрь черепной коробки кто-то закачивал жидкий азот. Глаза невыносимо щипало, они опухли и безостановочно слезились.
Он, кряхтя, медленно сел, ощущая под собой прохладную землю, разлепил клейкие веки и бессмысленно таращился перед собой. Черные стволы многолетних елей обступили его, словно охотники зверя, загнанного в западню.
– Дерьмо! – выдавил Николай.
Его колотил озноб, зубы лязгали от пронизывающего холода. Только сейчас до него дошло, что на нем нет совершенно никакой одежды. Он был в глухом лесу, абсолютно голый.
– Дерьмо! – повторил Коршунов и с неимоверным трудом поднялся на подгибающиеся ноги.
Головокружение усилилось, и он осторожно потрогал затылок. Пальцы коснулись крупной шишки, покрытой заскорузлой коркой крови, и Николай поморщился от стрельнувшей боли. Его мутило, желудок совершал невообразимые кульбиты, грозил вот-вот вывернуться наизнанку.
– Кто?! – прошипел он, держась за холодный ствол.
Кора этой ели была колючей, шершавой, казалась безжизненной, напоминала застывшую лаву.
– Кто посмел?!
Его расфокусированный взор неожиданно остановился на необычном предмете, странно белеющем в нескольких шагах от него. В этом дремлющем, темном и промозглом лесу он смотрелся так же нелепо, как золотое колье на полусгнившей штакетине деревенского забора.
Шаркая голыми подошвами, Николай двинулся к белому предмету.
«Бумага», – догадался он, приблизившись вплотную, всмотрелся в куст, на ветках которого лежала смятая мешковина, вновь перевел взгляд на листок, придавленный небольшим камнем.
«Специально, чтобы ветром не унесло», – подумал Николай, нагнулся, вытащил из-под камня лист, перевернул его.
Прямо посередине на нем было крупно напечатано всего одно слово: «Убийца».
Пальцы, подрагивающие от холода, машинально скомкали листок. Коршунов тупо разглядывал свое голое тело, покрытое пупырышками. Он вдруг сообразил, что девать это жуткое обвинение ему попросту некуда. Разве что свернуть в трубочку и засунуть… за ухо.