— Не получится, — покачала головой историк. — Переплет не погиб — камни использовали для третьего экземпляра. А на твой немой вопрос отвечу: нет, и третий «Великий Омар» мы украсть не можем, потому что он до сих пор существует во времени Центрального. Элиот — наша единственная надежда. Это означает, что если она из Корпуса, то мы здорово влипли.
— Корпус такими делами не занимается. — Фар поставил свою кружку на стол. Прия перевела взгляд на бумажную копию Устава Корпуса путешественников во времени, также лежавшую на столе. После каждого задания они с Имоджен просматривали руководство, помечая нарушенные ими правила. Более половины из трехсот страниц покрывали галочки, крестики и сердечки. На передней странице обложки к заглавным буквам были пририсованы кошачьи ушки. А это когда появилось? Должно быть, Имоджен нарушила традицию, занявшись изобразительным искусством в одиночку.
— Нынешний Корпус не занимается, — согласилась Прия. — Но со временем методы работы меняются.
Фар нахмурился.
— Думаешь, Элиот из будущего? — спросила Имоджен.
Будущее. Одно из немногих правил Устава Корпуса, которое они не нарушали: Ни одной машине времени Центрального не разрешается путешествовать в будущее дальше, чем на один день от даты отправления. Никакой необходимости совершать прыжок из родного времени вперед у экипажа «Инвиктуса» не возникало. Задания Лакса привязывались к хорошо изученным историческим событиям, где сохранялась некоторая свобода маневра. Будущее представлялось не просто неведомым, но полным потенциальных угроз — узнать собственные судьбы, скрестить временные линии, попасться на глаза будущим властям. Таких опасных предприятий лучше избегать.
Но все это не означало, что будущее не могло посетить их.
— Это самое вероятное объяснение, — ответила Прия. — Либо Корпус запустил некую программу, включающую тайные операции.
— Тайные операции, будущее, что там еще. — Фар принялся ходить по отсеку. — Что нам с ней делать?
Имоджен пристально посмотрела на дверцу в капсулу Элиот — она не обладала стопроцентной звуковой непроницаемостью — и перевела взгляд на Прию.
— Тебе лучше включить музыку погромче.
— Боюсь, не получится. — Музыка звучала фоном, но Прия не включала ни один из своих плей-листов. Трогательная классическая мелодия струнного оркестра не имела ничего общего с ритмами композиций, которые они обычно крутили.
Все прислушались, наступило молчание. Лицо Имоджен с каждым аккордом становилось на тон бледнее.
— Да ведь это… это оркестр «Титаника». Фарвей, что мы здесь до сих пор делаем?
Здесь… Парим под пение погибающих. Прия знала, что большинство известных ей путешественников во времени предпочли бы сказать погибших, будто неизбежные трагедии, с которыми они сталкивались, становились от этого менее трагичными. Врачебная подготовка не позволяла ей так просто вычеркивать чужие жизни. Сколько человек там, внизу, замерзает сейчас насмерть? Сколько детей? Тем более невыносимо думать об этом множестве, об этих жизнях, когда «Инвиктус» висит в каких-то тридцати метрах над ними.
Печальная, горестная музыка; каждая следующая нота ранила сильнее предыдущей, пока наконец Прия не поняла, что больше не вынесет.
Она не стала включать плей-лист дистанционно, но воспользовалась случаем и убежала в свой медицинский отсек. Прия часто сетовала, что ее лазарет по сравнению с отсеком управления слишком уединенный, но случались минуты, как эта, когда она с облегчением пряталась в его стенах.
Прия листала свои записи, и капли слез висели на ресницах. Выбрать песню, любую песню, не имеет значения, какую, только бы заглушить погребальный оркестр. Трэш&Хэш: Репортаж из Пантеона [без цензуры] застучал в колонках. Уставившись на шкафы с медикаментами и сканирующие устройства, Прия опустилась на пол. Инструменты ремесла, которым она хотела заниматься еще с тех пор, когда беззубой девчонкой встречала отца после дежурства в больнице. Дев Парех возвращался с воспаленными от усталости глазами, но не переставал играть со своей единственной дочерью в медицинский осмотр. Он накладывал кукле на руку шину, сделанную из подходящей железки, учил Прию разным способам наложения швов, помогая зашить спину у какой-нибудь «мадам Винк», заполненной мягкой набивкой.