— Здорово! Давай запустим!
— Мы не располагаем ни программным обеспечением, ни техническими средствами. Этот двухбитный кусок дерьма работает на пределе возможностей. — От досады Прия стукнула диагностическую машину кулаком. Та зарычала в ответ. — За ответами придется прыгать назад, в Центральный.
В Центральный, где их с книгой ждет Лакс. А книги до сих пор нет. Фар прокомментировал такую перспективу одним выражением:
— Тьфу.
— Вот именно тьфу. — Прия прошла в зону отдыха, осмотрела устроенный ими кавардак. Развороченные напольные панели, разбросанные подушки, вверх дном перевернутая капсула Элиот — так много уборки и никакого результата. Она хлопнулась на диван. — Похоже, зря прогулялись. Извини, Фар.
— Извини? — Он сел рядом, коснулся кудрями ее щеки. — Что ты такого сделала, чтобы извиняться? Я имею в виду, кроме выбора бананового сплита, когда тебе следовало заказать мороженое. В глазах Имоджен это равносильно преступлению.
Шутка получилась не смешная, но Прия улыбнулась. Взяв в руки его ладонь, она внимательно рассматривала ее. Костяшки пальцев, царапинки, мозоли. Вены, жилки, поры. Все можно потрогать, нигде ни тени.
— Я знаю, чего хочу. — Вот этого резонанса связи через плоть. — А как насчет тебя — что ты загадал?
— Желания имеют то же значение, что и судьба, записанная на моей ладони. Ты чего-то хочешь и добиваешься этого. Не стоит наплевательски относиться к великолепному десерту.
— Это с остальными можешь сколько угодно изображать циника, но я знаю, какое желание ты загадал. — Прия поняла это по его глазам, по тому, как он смотрел на бенгальский огонь, словно впитывая взглядом блеск каждой искорки. Так Фар смотрел, когда нацеливался на что-то, — взгляд становился непреклонным, пристальным, и казалось, ничто во времени и пространстве не может остановить его. Чего мог желать такой парень, как Фарвей Маккарти? Здесь открывалось много возможностей: сколотить состояние, обыграть Элиот, оставить след в истории, найти «Аб этерно»…
Прия могла только догадываться, и оттого ей хотелось узнать еще больше. Сколько бы прикосновений, взглядов и перешептываний их ни связывало, оставалась в ее любимом некая недоступная Прии грань. Грань, которой он не хотел делиться… или не мог. Что-то, иногда казавшееся ей пустотой. А иногда — жаждой.
Любовь должна быть всем, но это все постоянно росло.
— Ты права. — Он улыбнулся Прие; отблески бенгальского огня не прыгали больше по его лицу, только солнечный свет, косыми лучами проникавший через вистапорт «Инвиктуса» и падавший им на плечи. — Но если я расскажу тебе, то желание не исполнится. Разве не об этом предупреждают старые легенды?
Прия понятия не имела, хотя в голове всплыли отрывки из какой-то сказки, популярной, кажется, в двадцать первом веке. Либо так, либо Фар все придумал. Когда они вернутся, надо будет расспросить Имоджен о преданиях, связанных с днями рождений.
А вернутся они скоро… Три часа казались вечностью, когда Прия озвучивала эту цифру, но наедине с Фаром время пролетело незаметно. Его всегда оказывалось мало — каждая секунда, каждый вдох воспринимались как украденные.
— Остальные будут нас ждать, — с неудовольствием вымолвила Прия. Сколько раз в такие мгновения ей хотелось нажать на «паузу»! Чтобы голова лежала на его плече как можно дольше. Вместо этого их жизнь проходит в режиме «полный вперед». Летают туда-сюда, прыгают и скачут, спешат, спешат, спешат…
А куда?
— Люди всегда ждут чего-то. Имоджен с Грэмом сейчас на самой большой развлекательной площадке. Думаю, они сумеют отвлечь Элиот еще на несколько часов. — Фар улыбнулся. — Если хочешь вернуться в тот момент, когда мы отвлеклись…
О, как ей этого хотелось.