— Он не кусается. Как правило. — Голос за ее плечом звучал слабо, словно говорившую поразило громом. И выглядела она не лучше: Himmeldonnerwetter в человеческом обличье. Имоджен только что выбралась из своей капсулы — брюки измяты, волосы растрепаны и светятся. — Вопрос… — прохрипела она. — Я выгляжу так же хреново, как себя чувствую?
— Ты выглядишь, как должен выглядеть человек после ночи на Стрипе и более чем приличной дозы «Бельведера».
— Фу. — Имоджен подняла руку, заслоняясь ладонью от света из иллюминатора, и нахмурилась. — Мы летим?
— А ты не помнишь? — Элиот не удивилась. Нормальное явление — потеря памяти на почве злоупотребления алкоголем. — Мы на обратной дороге к Риму.
— Уже? Единственный раз начали отпуск как положено! Какого черта Фар выдергивает нас назад обратно в Центральный так рано? — Имоджен затопала по направлению к ванной, но остановилась. — О нет.
— Мм?
— Кое-что припоминаю. — Она в отчаянии запустила пальцы в светящиеся волосы. — Прошлой ночью я заставила Грэма танцевать со мной, правильно?
— Да.
— Я с ним разговаривала? Как? Про это разговаривала?
— Не знаю. — Элиот пожала плечами.
— Ничего глупее… — Историчка со стоном потерла обеими руками голову. — Напомни, чтобы я никогда больше не пила водку.
— Думаю, проблема не в водке.
— Правильно. В томлении. Звездные глаза. Помню. Меня убивает то, чего я не знаю. Что, если я наговорила глупостей? Например, что только он может представить математику сексуальной? Или что я уже придумала имя для нашей будущей ручной шиншиллы?
— Хочешь еще животных?
— Я назову ее Дасти, — сообщила Имоджен. — Слушай, есть совершенно секретное дело. Хочу попросить тебя провести рекогносцировку. Задай Грэму несколько пробных вопросов. Прощупай его. «Привет, слышала, ты прошлой ночью разговаривал с Имоджен. О чем?» Такого типа. Мне бы стало легче.
Почему ты так боишься оказаться уязвимой? Элиот нужно было спросить это вслух. Она не спросила. Потому что хорошо знала ответ. Знала и другие ответы: Грэм — человек чисел, но у него есть сердце, и оно склоняется к Имоджен. А Имоджен? Девушка совершенно неуверенная в себе, но если ее направить, свой путь найдет. Обеим сторонам требуется толчок…
За прошедший год Элиот преуспела в искусстве передвижения людей по шахматной доске. Устраивать и перестраивать, чтобы в конце концов поставить мат. Но «Грэмоджен» к директивам ее задания не относился. Она здесь из-за «Объекта Семь», и нет времени…
нет времени…
нет времени на заминки, танцы, игры в сваху.
— Подумай об этом. Ой, у тебя… Тебе нужно… — Имоджен не нашла слов и вместо этого показала пальцем на свои брови.
— Ах. Иногда случается. Их надо освежать. С тех пор, как я их нарисовала, прошло достаточно времени.
Махнув рукой, Имоджен проследовала в ванную.
— Здесь, если потребуется, есть отличное увеличивающее зеркало.
Помещение оказалось просторнее, чем ожидала Элиот, оно размещалось вдоль правого борта корабля. В нем имелся стандартный набор удобств для продолжительного путешествия во времени — душ, уборная, туалетный столик, водопроводная система замкнутого цикла. Зеркало соответствовало описанию Имоджен и подчеркивало все дефекты. Кто мог подумать, что на коже столько пор? Ожоги оказались не так страшны, как она думала, и уже окрасились в пастельные тона. От левой брови почти ничего не осталось.
Первым делом она смыла макияж, а потом, пока не видела Имоджен, вытащила карандаш для бровей. То был реликт со стершейся от долгого употребления надписью. Иногда, занимаясь макияжем, Элиот придумывала своему карандашу новые названия: «Черный, как души моих врагов», «Маркер вдовы», «Черный юмор», «Оружие ночи».
Пальцы двигались, подчиняясь мускульной памяти. Взмах, штрих — пустота заполнена. Имоджен зачарованно наблюдала, как Элиот чертит изогнутые линии по надбровным дугам.
— Ты всегда рисуешь одно и то же?
— Более-менее.
— И никогда не вкладывала в них никакого послания? Что-то незаметное, действующее на подсознание?
— Я… никогда об этом не думала, — призналась Элиот. — А что бы ты написала?
— «Эй, привет». Или «печенье, пожалуйста». Честно говоря, в зависимости от дня. Кстати… — Имоджен подняла огромную коробку с мелками для волос, уложенными по цветам радуги — грунтовочными, светящимися, отливающими металлом, просто белыми. Некоторыми она пользовалась чаще, чем другими, и от них почти ничего не осталось. — Как думаешь, какой цвет мне выбрать? Тейлор розовый? Календулу? Серебряную мечту?