День 16 декабря 48 года до нашей эры выдался чудесный. Безоблачное небо, бодрящее солнце, низкая влажность. Между пальм гулял ветерок, наполняя воздух, поступающий в открытый люк «Инвиктуса», ароматом морской соли и запахом гари. Фару доводилось вдыхать запахи похуже. По причине несистематических омовений и неразвитости систем канализации прошлое подчас наносило весьма ощутимый удар по обонятельным рецепторам.
— Пожары уже начались. — Имоджен смотрела в сторону гавани, над которой поднимались столбы черного дыма. Горизонт заволокло дымкой, липнущей и к седьмому чуду Древнего мира, Александрийскому маяку. Фар разглядел даже статую Посейдона на его макушке, хотя между кораблем и маяком лежала добрая половина города. Бог пронзал небо своим трезубцем, пытаясь вставить его истекать лазурью.
— Мы опоздали? — Из всех забот Фара эта, громадная сама по себе, тревожила его в наименьшей степени.
— Пламя еще не достигло причалов, — ответила Элиот, расправляя складки своей столы. — Время у нас есть.
В кои-то веки.
Фар отряхнул свою тогу.
— Как я выгляжу?
Его кузина держала Шафрана на руках, чтобы тот не сиганул в Древний Египет. Прижимая к груди красную панду, она окинула наряд Фара внимательным взглядом.
— Эпохально.
Прия подошла ближе. Прижалась плечом к плечу, щекой к щеке.
— Будь осторожен. Твоя жизнь дороже нескольких бумажек.
У двери, за порогом которой горел город, она поцеловала его, и оба замерли, обвив друг друга руками. Фар забыл о едком запахе гари с привкусом пепла. На секунду весь мир сосредоточился в ней, только в ней. Даже оторвав губы, Прия медлила, их ресницы почти сплелись.
— Может, вы уже смоетесь отсюда? — Имоджен выглядывала в люк, и ее волосы радужно переливались на солнце. — Дыма с каждой минутой становится все больше.
Фар повернулся к Грэму.
— Бдительность!
— Бдительность. — Они кивнули друг другу — по-мальчишески быстро и коротко. — Удачи, Фар.
Обычно капитан подсмеивался над символическими напутствиями: удача для тупиц, я сам хозяин своей судьбы! Но сегодня, видя перед собой воюющий город, он только стиснул зубы. Имоджен говорила правду, дыма прибавлялось, он густел, как грозовая туча. На черепичные крыши уже падали хлопья пепла. Снег пустыни.
Приходилось поторапливаться.
Три, два, один. К заданию «Спасение рукописей из ада» приступить.
Экипаж рассредоточился: Имоджен с Грэмом остались за своими рабочими консолями, Прия ждала возле люка, чтобы запереть. Элиот первой ступила на улицу, и ее парик затрепетал на горько-соленом ветру. Фар последовал за девушкой в направлении царского квартала Александрии — на северо-запад, где дым валил гуще всего. Манера движения Элиот напоминала бег крысы в лабиринте — та прокладывает курс по памяти, с автоматической точностью срезая углы, отыскивая невидимые для глаза боковые переулки, полагаясь на нюх, а не на зрение.
Синкретическая красота города — все эти египетские статуи вдоль классических греческих зданий — сливалась в одно туманное пятно. Они успели отбежать достаточно далеко от «Инвиктуса», когда Имоджен наконец приготовилась вести их дальше.
— В Гадес провалились? Вы где, ребята?
— Это ты мне скажи! — Слава Кресту, римляне использовали подштанники, потому что Фар, хотя и ненавидел тесные панталоны, не любил ходить без трусов. Особенно в просторной тоге. И особенно — особенно — если приходится бежать.
Они мчались мимо почти новых изваяний древних богов, и пыль лизала им пятки. Мимо колесниц, запряженных лошадьми. Мимо покрытых иероглифами колонн. Мимо римского центуриона при всех регалиях. Вот ради таких ощущений Фар и путешествовал. От гонки через чужой век, резких воинственных криков, незнакомых лиц вокруг его охватывало радостное возбуждение. Чувствовала ли Элиот нечто подобное — дрожь от того, что они там, где им не следует быть, от времени, прогибающегося под их шагами?
Она остановилась. Фар сделал то же, хотя все его существо рвалось вперед.
Оказывается, они уже достигли библиотеки.
Как и многие другие здания в Александрии, библиотеку выстроили в стиле, прославляющем и греческих правителей, и благодатную землю Египта. Величественные колоннады охранялись еще более величественными сфинксами. Ступени вели во внутренний двор, образованный симметричными выступами главного здания. Великолепие трехэтажного сооружения удваивалось за счет отражения в бассейне.