Берг здесь? Ну конечно. На «Аб этерно» он занимал должность историка и пропал вместе со всем экипажем. Формально Фар потерял в катастрофе одну родительницу, но в своем сердце недосчитался двоих. Истории, которые Берг рассказывал ему на ночь, его машины времени из картонных коробок, объятия, от которых трещали кости… Фар остро ощущал нехватку всего этого. И тогда, и до сих пор.
— Берг? — Мать нахмурилась. — Ты меня слышишь?
— Ты так и не вернулась. — Слова ранили сильнее, чем Фар ожидал, словно в одну фразу вместились все одиннадцать лет рыданий в подушку и все разговоры взрослых, сводившиеся к какой позор, какой стыд, какая жалость, кто бы мог подумать. — Никто из вас не вернулся. Я ждал одиннадцать лет, мама…
— Одиннадцать лет? — Эмпра Маккарти застыла; ее округлое лицо с острым подбородком слегка дрогнуло. Фар понимал, что, возможно, разрушает порядок вещей, рассказывая о своем прошлом и ее будущем, но то, что потеряно, уже потеряно и запечатлено на гранитных мемориальных плитах в штаб-квартире Корпуса. — Но я же улетела только вчера. О, Фарвей… Фарвей, прости. Я думала, мы справимся…
Пальцы, касавшиеся его щек, задрожали.
— Справимся с чем? — спросил Фар.
— Наша навигационная система дала сбой, и мы приземлились в сотнях лет от места назначения, и как назло, в запасе не оказалось топливных стержней. Для второго прыжка нам не хватало горючего. Двигателям «Аб этерно» пришлось работать на благовониях, и мы спалили их целую кучу, чтобы добраться сюда с плато Гиза. Берг знал, что библиотека сегодня сгорит, и мы подумали, что если я здесь появлюсь, то могу встретить рекордера и послать сигнал бедствия. И вот ты здесь…
— Вы застряли? — Неудивительно, что спасательные подразделения Корпуса не нашли «Аб этерно», выскочившего из Решетки на расстоянии двухсот с лишним лет от намеченной даты. — Но…
— ФАРВЕЙФарвейФарвейФарвей Фарвейтыменяслышишь? — Голос Имоджен срывался на нечленораздельный крик. — Возвращайсянакорабль — сейчасже!
Дым за полками расступился, и из него выскочила Элиот в парике, сбившемся на обезумевшие глаза; размахивая руками, она притормозила сандалиями прямо по разбросанным свиткам, ухватила Эмпру и Фара и принялась тянуть их прочь, топча подошвами труды Беросса. При этом она вопила:
— Скажи Грэму, чтобы сделал подлет на «Инвиктусе» через внутренний двор! Надо убираться отсюда!
Фар уперся пятками в пол.
— Свитки…
— Оставь их! — бросила Элиот. — Они нас только задержат. — Ногти ее впились в бицепс Фара, как пять острых полумесяцев, почти до крови.
И все же он попытался объяснить:
— Я не хочу, чтобы Лакс содрал кожу с моей задницы…
— Лакс — пустышка! — Элиот продолжала тянуть. — Никто!
— Выполняембыстрыйподлет будемпрямосейчас какпоняли? — Что там кричит Имоджен? От криков, суеты и дыма шла кругом голова. — Фарвеймывтридцатисекундах слушайчтотопроисходит чтотоневероятное Грэмговорит нужнопрыгатьпрямосейчас.
Мать тоже застыла, ошеломленная, и только смотрела на Элиот с каким-то загадочно-странным выражением лица.
— Мы раньше встречались?
Элиот сжала пальцы крепче. Фар зашипел. Теперь она точно разодрала ему кожу до крови.
— Надо убираться, пока оно нас не настигло.
— Мы на порядочном расстоянии от огня, — возразила мать.
— Не от огня! — Элиот тащила, дергала и тянула. Парик соскользнул и упал на папирусы, исписанные такими же черными чернилами. — От Угасания!
— От чего? — переспросил Фар.
— Этот момент… разрушается. Погружается в небытие. И мы погрузимся, если останемся здесь немного дольше. Надо возвращаться на «Инвиктус» и уносить задницы в Решетку, пока Угасание нас не стерло! — В словах Элиот сквозили смертельный ужас и неудержимое желание выжить. — Время коллапсирует!
Коллапсирует? Разрушается? Погружается в небытие? Как?
— ОнаневретФарвей Грэмговориттожесамое числанавигационнойсистемы исчезаютчтобыэтонизначило!
— Бежим к «Инвиктусу»! — прошипел Фар и сорвался с места.
— Я свой экипаж не брошу! — На этот раз уперлась Эмпра. Элиот цеплялась за ее запястье, но мать Фара не уступала, и обе руки напряглись. — Берг… Берг? Ты меня слышишь? Док? Николас?
— Мама! Идем! Мы должны… — Слова застряли в горле, когда Фар обернулся и посмотрел на мать. Она казалась меньше ростом, но осталась прежней — одиннадцать лет вместились в один день. Но эта мысль бледнела по сравнению с тем, что вливалось в окно за ее спиной.