— У тебя руки трясутся, — заметила Элиот.
— Сомневаешься в моем профессионализме?
— А есть что-нибудь не такое старомодное? Не хочу, чтобы остались корявые шрамы. — Элиот предприняла попытку улыбнуться, честно стараясь поднять настроение.
Будто это возможно после того, как увидела гаснущее небо. Цвета, свет, материя — все сворачивается… Обетование конца, изреченное немилосердным, разгневанным богом. Эта картина напомнила Прие строку из «Бхагавад-Гиты», часто цитируемую людьми, которые несут опустошение: И я стал Смертью, разрушительницей миров.
Переводы — забавная вещь. Некоторые ученые считают, что миры разрушает не смерть, а время. От обеих версий пробирает дрожь, сразу хочется тепла и чая масала, точек покоя и мгновений блаженства.
— У нас на борту нет клея для кожи, — ответила Прия на вопрос пострадавшей. — Все равно шрамы останутся.
Смирившись, Элиот протянула руку. От заживляющего спрея кровотечение замедлилось, но рука выглядела очень бледной; голубые жилки под кожей пульсировали, исполняя оду страху. Что бы она ни увидела там, в Александрии, это доконало Элиот. Она стала таким же подобием тени, как и все они.
Чтобы закрыть рассечение, понадобилось всего четыре шва. Прия обрезала нить и как можно туже наложила повязку.
— Так будет лучше, — сказала она, хотя знала, что лучше уже ничего не будет. — А теперь иди в зону отдыха и все нам расскажи.
— Это… долгая история. — Элиот встала. — Сначала мне нужно в ванную.
Поскольку они зависли в Решетке, Прия кивнула. Кроме «Инвиктуса» здесь ничего не было. Элиот пришлось бы нелегко, вздумай она куда-нибудь сбежать. По пути в ванную, перед самой дверью, она, конечно, споткнулась о Шафрана. Красная панда вздыбила шерсть, раздулась, взвыла, жалуясь на невзгоды, и подпрыгнула вверх, спеша спрятаться между труб.
Прия проверила команду. Все находились в зоне отдыха. Грэм сидел на диване и оттирал один из своих кубиков Рубика. В кухонном углу в клубах пара возилась Имоджен, и это объясняло ароматы специй и гари. Фар сидел спиной к медпункту и не двигался. Не видя его глаз, Прия догадывалась, что он прокручивает в голове тот же момент, что и она. Смерть или время — как ни назови эту неодолимую силу — заставляет распуститься на тысячу нитей.
Но ведь она правильно сделала, что не выпустила ее, разве нет?
Прия бросила окровавленную марлю и иглу в мусор, туда же полетели и перчатки. Как много горя, как много страха; боль Элиот пронизала весь корабль. Самые незначительные результаты поиска по «Архивам предков» уже будут иметь значение, потому что все проистекает от этой девушки, а она только лжет. Эликсир забвения! Ха! Если б только…
Какую бы историю Элиот ни придумала теперь, ее можно будет сверить с генетическими данными. Новая диагностическая машина тоже выдавала изображение курсора в виде песочных часов. Нескончаемый песок сыпался уже большую часть дня, струился и сейчас, когда Прия подняла с машины халат. Результаты скоро будут — должны быть, судя по количеству кредитов, которые она отдала за процессор. Хотя кто знает, что значит скоро в месте, где нет времени…
— Кажется, я погубила чай, — мрачно сообщила Имоджен. — В нем ведь ничего не должно плавать, верно?
— Обычно я процеживаю, — сказала Прия, направляясь в кухонный угол. Кастрюлька в руках Имоджен смотрелась как настоящий шедевр: молока она налила слишком много, поэтому оно сбежало, а потом подгорело на донышке. И специй недостаточно, хотя частички еще плавают сверху. Бедные дорогущие смеси. Действительно, погубила.
— Это что такое?
— Я не знаю… — Подбородок у исторички задрожал. — Прости, Прия. Я старалась.
Они все старались. И все едва сдерживают слезы. Все ведут себя так, словно пустота на самом деле дотянулась до них, отобрав что-то важное. Прия еще раз посмотрела на кастрюльку и решила спасти то, что можно. Им сейчас лучше подержать в руках что-нибудь горячее, а не пустоту.
Она разлила чай на пятерых, добавив две новые чашки — одну для Элиот и одну взамен разбившейся. Дверь в ванную оставалась закрытой. Прия поймала себя на мысли, что боится того момента, когда она откроется. Да, ей хотелось ответов, она нуждалась в них, но из-за этой двери не могло появиться ничего хорошего.