— Я заметила, тебе нравится коллекционировать части животных?
— Угу, — шмыгая носом, отвечает Терри.
— Знаешь, из-под моих рук вышел не один килограмм первосортных костей. Хочешь, расскажу парочку хитростей для мозгочистки?
— А ты не боишься замалаться.
Последнее звучит как утверждение. Взъерошив единственной рукой спутанные пряди, Агата улыбается.
— Никто не может быть абсолютно чистым, Терри. Большую часть пятен не увидеть глазами, потому что они вот здесь, — рука ложится на грудь, в районе сердца. — Их не свести даже самой сильной хлоркой и не отстирать в химчистке. А прятать бесполезно. Накрытая поверх простыня фальши лишь усилит цвет. Остаётся только примириться с их существованием. Жить дальше, стараясь не допускать новых. И может однажды они пропадут. Оставив лишь блёклые разводы о былой боли.
* * *
Очередной кусок жареной оленины падает с вилки, так и не донесённый до рта. Ускользнув в последний момент, он плюхается в густой клюквенный соус, разбрызгивая по столу красные капли.
— Нет. Это ни в какие волота не лезет! Нужно слочно что-то делать с твоей лукой.
Терри, всю трапезу наблюдающий за жалкими попытками Агаты поесть, не выдержав, стукает кулаком по кулинарной книге. Женщина с обложки продолжает натянуто улыбаться, демонстрируя фирменное блюдо: шоколадный десерт с пятью четвертинками апельсина. Они должны были приступить к обработке косточек, но заурчавший стаей китов желудок Агаты поменял планы, заставив Терри немало попотеть у плиты.
— Есть предложения получше?
Агата в скептичной манере вскидывает бровь и неуклюжим движением пытается насадить кусок мяса на вилку. Тот опять ускользает, но на этот раз в картошку на краю тарелки.
— Да. Отластить её облатно.
Оторвавшись от охоты за куском мяса, Агата откладывает вилку. Многие, кто знал её, могли сказать с полной уверенностью, что их ожидает серьёзный разговор.
— Терри, я умею смотреть на вещи широко. Но даже мне порой трудно разобраться, что происходит в этом городе. В ходе экспериментов мне не раз приходилось видеть… некоторые вещи, после которых начинаешь сомневаться в собственном здравомыслии. Однако у них было рациональное объяснение. В отличие от того, что преследовало нас сегодня ночью… оно… оно… — по старой привычке попытавшись сцепить ладони в замок, Агата промахивается, не сразу находя, куда пристроить единственную руку. — Оно не поддается логическому осмыслению. Я училась в Тринити-Колледже 3, Терри. Невозможность анализировать увиденное накануне оскорбляет мои профессиональные навыки как учёного, уничтожая все сколько-нибудь адекватные аргументы.
Замолчав, Агата впирает взгляд в собеседника. Тот продолжает, как ни в чём не бывало, спокойно жевать. Изрядно изголодавшись, он в одиночку умял половину оленьего бедра. Напольные часы отсчитывают минуты задом наперёд. Успокоившийся дождь скромно стучит в окна.
— Выкинь из головы, — с набитым ртом, наконец, произносит ребёнок. — Кошмалы будут.
— И так снятся, — мрачно откликается девушка.
Глубоко вздохнув, Терри откидывается на спинку кресла. С довольной улыбкой и зажмуренными от удовольствия глазами он смахивал на объевшегося кота.
— Пелвый лаз оно появилось челез несколько лет после ухода дедули. Будь он, всё было бы иначе. Джедедия мог слышать, видеть и говолить с подобным. Жаль, что он покинул нас.
Терри сплёвывает на тарелку обсосанную косточку. Вытянув ноги на маленький пуфик, он принимается ковырять в зубах.
— Не знаю, кто был тот гений, что додумался плизвать столь опасное существо в наш мил, ясно одно, этот кто-то не смог его ни подчинить, ни отплавить облатно. Во чёлт, ноготь сломал.
Кусочек когтя выбрасывается в сторону дровника. Не зная, куда ещё деть излишки рвущейся энергии, ребенок принимается заплетать пряди в косички.
— Вылвавшееся существо начало блодить по Ливингстон Бэй, сея хаос и панику.
— Мясорубка на фабрике —его рук дело?
— Угу. Я доем твою полцию?
Не дожидаясь ответа, Терри выхватывает тарелку Агаты. Девушка не сильно огорчается потере. Её больше интересует чертовщина из другого мира.
— И как с ним справились?
— А никак! — Терри запихивает за щеки оставшиеся картофелины и чуть не давится. — Кхе-кхе… Оно это… само ушло.
— Просто вернулось в свой мир? — недоверчиво переспрашивает Агата.
— Плизыватель был новичком. Да что такое! Кусок застлял. Кхе-кх-кхе, — Терри натужно кашляет, утирая подступившие слёзы. Цена жадности даёт о себе знать. — Печать, что давала нечто возможность ходить, где вздумается, оказалась очень слабой. Челез недельку она ласкалолась и существо плосто засосало облатно в его мил. Появление этой штуки оставило невидимый след на всём голоде. Так что, если будешь много думать о нём, плоникнет через сновидения и сожлёт душу.
Агата прикрывает глаза. Информация в голове не укладывается. Она противоречит всему, что она знала о мире. «Невозможно». Почему же, удивляется её разум. Агата видела своими глазами его очертания. Слышала голоса. Чувствовала угрожающее её жизни присутствие. Она с легкостью смирилась с тем, что нашла ключ к самой неизбежности. Так почему сейчас разум наотрез отказывает принимать услышанное?
— Почему оно вернулось? Кто-то… призвал его? — Агата поморщилась от произнесённого слова. Магическая чушь всегда вызывала в ней неуправляемый приступ отвращения. Как можно верить в нечто подобное, когда есть вполне реальное «волшебство» — наука.
— Угу. Вот оно за нами и погналось. Пледставь. Сидишь ты дома. Никого не тлогаешь. И тут какой-то умник насильно телеполтилует тебя чёлти куда. Ты злой. Голодный. И к шаманам не ходи, начнёшь блосаться на всех подляд. Или… — Терри делает величественную паузу. Мордочка превращается в пугающе злобную. — Охотиться на того, кого тебе пликазали.
У Агаты внутри всё будто замирает. По спине пробегает холодок.
— Это шутка? — неуверенно промямлила она.
— Догадка. Сама посуди. Зачем было его плизывать на Мёлтвое Болото, где люди появляются леже, чем солнце над голодом. Всё потому, что именно в эту ночь объявилась ты! Голе-луноходец со смутным плошлым. Ещё и живущий в одиноком доме Клока на лавнине. Сложи два плюс пять и… Эй, эй, успокойся.
Терри замолкает, видя, как резко бледнеет лицо Агаты.
— Не дер-р-ри когти. Нечто ушло. И велнётся ещё не сколо. Какой бы ни была сильной печать повиновения, оставаться в нашем миле оно подолгу не может. А повтолно плизвать получится только в следующую полную луну.
Утешение не сильно помогает. Обескураженно пялясь в одну точку, Агата будто и не замечает утешений.
— Что-то ты совсем не в духе. Налью-ка я тебе чая с ломашкой.
Лениво потягиваясь, Терри поднимается с кресла. Агата и не пытается ему сказать о своей извечной нелюбви к чайным напиткам. Все её мысли погружены в омут раздумий. Перевернувшийся с ног на голову мир никак не желает складываться в единую картину. Хочется рассмеяться. Отмахнуться от очевидных доказательств. Но тогда чем она будет лучше идиотов, раз за разом отрицающих результаты её трудов? Остаётся лишь смириться с действительностью происходящего. И ни в коем случае не пытаться понять. По крайне мере, пока что. Иначе…
—…я сойду с ума.
— Советую потолопиться, — перед Агатой опускается большая чашка с ароматным чаем. Внутри плавают белые лепестки. — Со здлавомыслием долго не пложивёшь в Ливингстон Бэй. Безумцы — вот, кто настоящие счастливчики.
— Бред какой-то. Весь этот город. Люди. Твари, обитающие за гранью рационального. Они просто не могут быть реальны!
Ехидно фыркнув, Терри плюхается обратно в кресло, заворачиваясь в тёплый плед.
— Можешь и дальше думать, что мил населён лишь людьми. Или плинять очевидный факт. То, что ты видела на болоте, всего-то одно из тысячи миллионов фолм, существующих в иных измелениях. Как говолят у нас в Ливингстон Бэй: лучше не тлевожь неизведанное, ведь ни ты, ни я…
—… не знаем, что скрывается за порогом, — мёртвым голосом заканчивает Агата. Дрожащая рука едва удерживает чашку с чаем. Теперь она обязана выяснить, откуда её мать знает это.