Женщина за столом дёргается, словно от удара током. Опущенная голова вздрагивает. Плечи распрямляются. Пальцы стискивают скатерть, сжимаясь в кулак. Лица людей, в счастливой эйфории порхающие вокруг, расплываются. Их образы замыливаются, теряют очертания. Шум голосов стихает. Пространство окунается в полумрак. Лишь фигура за столом остаётся в кругу света.
Каркающая стая воронья налетает из ниоткуда. Они окружают фигуру, своими крыльями скрывая медленно поднимающуюся голову. От их рваных криков содрогается воздух. Стены помещения сужаются. Давящее пространство тисками сжимает лёгкие. Вдох сопровождается разящей болью, шлейфом окутывающей тело. Вуаль перьев расступается. Фигура поворачивается к Агате.
Лица нет. Лишь белоснежный птичий череп с острым клювом и две бездонных дыры вместо глаз. У Агаты сдавливает горло. Невидимая рука сжимает шею. Сломать. Уничтожить. Убить.
— Я знаю, что ты здесь.
Дёрнувшееся помимо воли тело пропускает волну жара. Рука неосознанно отбрасывает шар в сторону. Видение пропадает, оставляя после себя гулять эхо крика по заброшенному зданию.
* * *
Опалённый рассудок выныривает из тьмы лишь в тот момент, когда горло начинает саднить от непрерывного крика. Готовясь было замолчать, Агата замечает фигуру в проёме зала. Два желтых глаза с вертикальным зрачком заинтересованно наблюдают за девушкой. Только утихший вопль возрастает с новой силой. Навалившаяся мешанина оголенных, будто провода, эмоций помыкают оцепеневшим от ужаса разумом. Тело барахтается на столе, подобно живой рыбе на суше, им руководит лишь стремление выжить. Агате больше не до исследований. Любопытство вылетело в форточку вслед за рациональностью, стоило только страху постучать в дверь.
Передвигаясь на четвереньках, Агата приближается к краю стола. Кожу ладони царапает битый хрусталь. Ноги путаются в скомканной скатерти и оборванном с потолка гобелене. С третьей попытки Агата всё же поднимается. Шаткое равновесие кружит отуманенную голову. Решительный шаг прерывается запутавшимися в ткани ногами. Ещё через секунду Агата с грохотом падает на пол, поднимая в воздух небольшую тучку пыли.
Удар о землю приводит девушку в чувство. Крик сменяется сдавленным кашлем. Вскоре стихает и он. Выпутавшись из трикотажного плена, Агата выглядывает из-за стола. Хищные глаза в проёме никуда не делись. «Оно чего-то ждёт?», — недоумевающе думает Агата. Не до конца очнувшийся разум умоляет дать передышку. Не ввязываться в новое испытание. Перед глазами слепым пятном до сих пор маячит вороний череп с жуткими глазницами.
— Э-э-э. Добрый день? — наперекор страху протягивает из-за укрытия Агата.
Долгие несколько секунд ничего не происходит. Затем темноту сотрясает протяжный вздох и последующая фраза:
— А я было подумал, вы до скончания веков горланить будете.
Из проёма выплывает статный мужчина. Горделивая осанка. Властно вскинутая голова. Надменный взгляд. Поджатые губы. «Одной крови с Рошель, не иначе», — выдает заключение Агата. Кровь, безусловно, имелась в виду голубая, с золотым оттенком богатства, достатка и вседозволенности. Седые волосы коротко острижены и блестят от геля. Лицо с квадратными мощными скулами. На переносице встретились две сердитые мохнатые гусеницы—брови. Из—за их густоты карие глаза мужчины кажутся совсем крошечными, будто пуговки с едва заметным угрожающе—желтым тиснением.
— Это место — владение семьи Ван дер Брумов, — презрительно цедит мужчина.
Агата подмечает, что один из верхних клыков чуть больше других. Не столь отчетливый, как у Терри, но достаточно заметный, чтобы намекнуть на принадлежность к злосчастному роду.
— Ваше нахождение здесь — неприемлемое оскорбление законов собственности и землевладения.
Старческий хрип в голосе настораживает Агату. Слишком уж сильно он походит на едкий смех серокрылого ворона, так часто несшего за собой несчастья. В заблуждение вводят милейшие существа, ползающие по предполагаемому «злодею». Месячные котята девон-рекс с бараньими кудряшками. Трое дрыхнут в руках, ещё один карабкается по штанине, а самый наглый взгромоздился на плечо, откуда наблюдает за происходящим любопытными глазками. И как после этого не доверять человеку?
— Простите за вторжение.
Уверенность в безопасности собственного положения придает храбрости. При всей напускной помпезности, седой джентльмен больше походит на прислугу, чем на хозяина. Поэтому вместо того, чтобы учтиво завести беседу или хотя бы не выпускать мужчину из поля зрения, Агата принимается ползать по полу в поисках укатившегося шара.
— И как вы прикажете расценивать ваши действия? — практически сразу раздаётся брюзжащий голос.
Агата приподнимает истлевшую скатерть. Под ней ничего нет.
— Цель моего визита закатилась черти куда. Ау! — резко разогнувшись, Агата ударяет головой о стол, — Вы, я полагаю, слуга семьи Ван дер Брумов. В ваших же интересах будет помочь мне найти её поскорее.
Брошенная небрежно фраза могла бы послужить неплохим поводом для убийства. Если бы Агата не была так занята поисками шара, то непременно бы насторожилась. На секунду карие глаза мужчины окрасились в ярко— лимонный цвет, а зрачок стал по—кошачьи узким. Как в темноте — несколько минут назад. Но длилось это недолго. Стараясь сохранять самообладание при виде подобной наглости, седая нянька выпаливает:
— Непростительная дерзость! Нет! Оскорбление чести! Не будь вы столь юного возраста, я вызвал бы вас на дуэль, чтобы вы ответили за доставленное унижение. Да будет вам известно, что даже Вечные не позволяли себе такого обращения! Моё негодование превосходит все границы терпения. Если бы Первопроходец узрел, как скоросмертный разговаривает с его…
— Так вы будете мне помогать? — раздражённо прерывает его голос, идущий откуда-то из-за груды поломанных стульев.
В воздухе повисает напряжённая пауза. В словах Агаты есть толика правды. Попробуй догадайся, что седой мужчина за сорок в махровых тапочках, чёрной с катышками водолазке и замызганном фартуке является судьёй нечеловеческих душ Ливингстон Бэй. Не столкнись она с Рошель Валери, никогда бы и не узнала, как по двум-трём властным движениям и надменно брошенным фразам можно распознать тщеславный плод богатства и роскоши.
— Вопросы этого и смежного контекста вам должно быть стыдно задавать. Позволить себе незнание верховных светил Тьмы! Наш род процветал, когда скоросмертные только начинали переходить от своего обезьяньего прошлого к прямохождению. Какое унижение! Я вынужден разъяснять банальные вещи низшему по статусу существу.
Облепленное паутиной бледное лицо выныривает из-под столешницы.
— Я полагаю, это ответ «нет».
Голова мужчины приподнимается чуть выше, узкие губы подрагивают в мимолетной ухмылке.
— Понятно. В таком случае будьте любезны, не мешайтесь у меня под ногами.
— Вы обязаны сию минуту покинуть это место, — начинает было возражать «слуга», но его опять грубо обрывают:
— После всего, что я успела пережить, уйти отсюда без этого чёртова шара будет самой большой глупостью. А теперь умолкните. От вас больше шума, чем пользы.
Наглость произнесённого так обескураживает мужчину, что он и не пытается возразить. Довольная произведённым эффектом, Агата продолжает свои поиски. Временами она останавливается, разминая уставшую спину и колени. В эти моменты её глаза украдкой поглядывают на крохотных сорванцов.
При всей солидности седой джентльмен не упускает возможности поигрывать с ними. Любовный взгляд внимательно следит за каждым котёнком. В бескрайней тишине порой слышен укоризненный шёпот, раздающий замечания особо заигравшимся.
Вышедшее из-за облаков солнце освещает полуденную воду. На столах и люстре играют водяные зайчики, привлекающие внимание маленьких хищных глаз. Едва уловимый плеск волн сверху навевает спокойствие и сонливость.
— Нашла!
Агата выкатывает из-под стола шар. Свечения от него больше нет. Механизм вновь смешался в хаос. Девушка аккуратно размещает шар на столе, методично оглядывая каждый сантиметр. Трещин и сколов не удалось избежать, но, в целом, состояние приличное. Агата снимает толстовку и бережно оборачивает ею шар. Слабая прохлада касается тела.