— Тело отдохнуло, а вот разум запутался ещё больше.
— Это и не мудрено. Ничего. Поживёте у нас тут немного — освоитесь, — поднявшись со скамейки, Бэзил принимается собирать коробки. — Но всё это будет потом. Сейчас нужно двигаться в путь. И ни в коем случае не отпускайте мою руку. Второй такой забег я не выдержу.
Сунув под мышку толстовку, Агата направляется к уже знакомым тошнотворно-красочным улицам. Яркие цвета сливаются в дурманящую мешанину. Отвратительно броские и вызывающие, они давят на голову. Агата всей душой надеется, что конец уже близко. Не тревожатся только кошка и Бэзил. Вислоухая леди Шанель продолжает беззаботно дремать вокруг шеи, изредка щекоча щёки дергающимися усами, а Бэзил расслаблено шагает рядом, не испытывая даже намёка на беспокойство.
— Раз уж заговорили о городе, то спрошу — вы к нам надолго?
— Ближе к делу.
— Понимаете, у моих знакомых овцы какой-то чепухой приболели. Может, заглянете к ним на минутку? Я им не стал говорить, что вы из столицы. Так бы они вам прохода не дали. Просто намекнул, что вы к нам из недалёких краёв прибыли. Они нелюди гостеприимные и новичков, вроде вас, встречают, куда радушнее местных снобов. В помощи не отказывают, а если таковая понадобится им — в долгу не останутся. В общем, подумайте на досуге.
Агата медлит, подбирая слова. Ей строго-настрого было запрещено покидать дом. Вдруг кто из местных увидит её. А теперь, похоже, весь город знает, что в Клок-Холле живёт, по версии одних, дальний родственник мисс Мор из Исландии, других — ветеринар из столицы. «Прелестно».
— Не думала, что слава обо мне распространится так быстро, — кисло замечает Агата. На это Бэзил разражается хохотом.
— Ох, ну вы меня и насмешили. В Ливингстон Бэй ни от кого не утаишь секретов. Тем более, разве вам есть что скрывать?
Добродушный голос на секунду становится стальным и безжизненным. Острой иголкой он впивается в мозг Агаты, заставляя нервно повернуть голову. Лицо Бэзила всё такое же простодушное и улыбчивое. Разве что глаза стали темнее на несколько тонов. Из небесно-голубых они потемнели до синевы, как у штормового моря. Обдумать увиденное Агата не успевает.
— Пришли! — Бэзил крепче перехватывает коробки. — Держитесь, как следует. Готовы? И-и-и, пры-жок!
То, что произошло дальше, не могло иметь рационального объяснения, кроме, пожалуй, кратковременной потери сознания. Хотя даже это можно было подвергнуть большой критике.
Агата, как и приказал Бэзил, послушно прыгает вперёд, стараясь не отпустить его локоть. Однако ноги вместо приземления на брусчатку проваливаются в пропасть, утягивая за собой отяжелевшее в разы тело. Окружение, потеряв стабильность, искажается. Мешанина несочетаемых красок и абстрактных до дурноты образов обступает со всех сторон, лишая возможности двигаться. Словно перед ней возникло незримое препятствие, вязкое, как джем в столовой. Ощущение времени пропало. Агата будто зависла в нескончаемом пространстве. Чувство падения во что-то ужасное и глубокое окончательно выводит её из равновесия, заставляя судорожно зажмурить глаза в ожидании худшего.
Но вот падение заканчивается. Гулко ударившись о мостовую, ноги приземляются на поверхность. От сменившейся картинки перед глазами мозг окончательно теряется. Удержать равновесие и не упасть помогает крепкая рука мужчины. Опершись на нее, Агата выпрямляется.
К радости девушки, пейзаж наконец-то сменился. Пропали пышные цветники и пестрящие орнаментами домишки. Их место заняли сдержанные таунхаусы со скромными коваными заборчиками и велосипедами за ними. По небу плывут обрывки перистых облаков. Нежный ветерок приносит свежесть. Обернувшись, Агата видит петляющую дорожку к мерзким особнякам с цветами. Они выбрались. Им удалось.
— Это противоречит всякому здравому смыслу.
Что именно «это», Агата не утоняет. Ей кажется, к любому элементу Ливингстон Бэй можно отнести это слово.
— А зачем он нужен? Убивает всё воображение напрочь. Гляньте-ка сюда.
Кивком Бэзил указывает на дом неподалеку. Сколоченный из разномастных досок, с кривыми окнами и множеством дымоходов, он кажется ещё более устрашающим, чем с высоты Утёса Молний.
— Разве рациональный ум мог сотворить такой сумасшедший шедевр? Прошли времена, когда на земле правили логика и разум. Настал черед властвовать чувству и безумию.
Перехватив одной рукой громоздкие коробки, Бэзил протягивает вторую Агате. Той приходиться извернуться, чтобы не выпустить из—под мышки свёрнутую толстовку. Морщинистая ладонь Бэзила тёплая и мягкая, в отличие от её, холодной и костлявой.
— Мне пора. Я бы заглянул к Морге вместе с вами, но наш новенький кассир — сплошное разочарование. В час пик собирает очередь больше, чем на приём к Королеве в день открытых дверей. Заходите к нам, как закончите дела. Клянусь, у нас только зерновой кофе. И, — мужчина склоняется, переходя на шёпот, — всё—таки подумайте над моим предложением. Ну, об овцах, — затем, снова выпрямившись, он ласково почёсывает кошку за ухом. Та довольно заливается мурчанием. — До скорой встречи, Шанель.
— Она не пойдёт с вами?
Не то, чтобы девушку заботило пристальное внимание кошки, но она в самом деле считала, что вислоухая красавица принадлежит пекарю.
— В отличие от собак, котов мы не выбираем. Они сами решают, с кем им гулять под луной.
— Тогда, ещё увидимся, Бэзил.
— Я не… подождите-ка, — Глаза мужчина округляются. — Вы… вы… вы сказали это!
— Что именно, Брайн?
Агата изо всех сил старается держать невозмутимый вид. Комично подёргивающийся глаз Бэзила всё же выводит её, заставляя огласить улицы смехом. Вечно хмурый лоб расправляется. На щеках появляется лёгкий румянец. Искренняя улыбка и смех преображают лицо, делая Агату красивой и не отягощённой горем, приговорившим её к вечному уединению в хлорированных лабораториях Научного Комплекса.
Глава 13
Вблизи дом внушал куда больший страх, чем издалека. Построить подобное сооружение мог либо мастер с золотыми руками, либо дурак с кривым молотком. Уродливо нагромождённый массив башенок и балконов кричал о полнейшей безвкусице. Большинство окон располагалось криво. Некоторые вверх ногами, а иные — горизонтально. Такой же кавардак творился с лестницами и дверьми, ведущими в никуда или открывающимися в пустое пространство. Частокол печных труб находился почти в каждой пристройке. Будто создатель не мог до конца решить, что же хочет построить, и поэтому использовал все возможные варианты.
Отвратительная мешанина различных эпох дополняла и без того чудаковатый дом. Классическая симметрия здесь шла вперемешку с карнавальными мотивами рококо, пышные маскароны ренессанса с бородой в листьях ютились рядом с мрачными стрельчатыми арками, а византийские ангелы недовольно взирали на кельтские трискелионы. Дурной вкус вполне мог бы всё объяснить, если бы не ощущение недосказанного, скрытого узора, ускользавшего каждый раз, когда на нём надолго задерживали взгляд.
Сделав над собой усилие, Агата отрывается от разглядывания дома. Прогнав трепещущиеся мысли о загадках, кроющихся в его стенах, она поднимается на порог. Проходит минута. Затем еще одна. А Агата всё не решается взяться за дверной молоток. И совсем не из-за страха постучать. Разнообразные морды мифических существ, расположенные по всей плоскости двери, могут ввести в заблуждение, но среди них выделяется один молоточек, в форме лапы птицы, сжимающей в когтях прозрачный шар. Своим свечением он напоминает тот, что бережно спрятан в толстовке.
«Доверяю ли я Мор?» — вот вопрос, который останавливает Агату. Поведение неуклюжей женщины с самого начала было крайне подозрительным. «Серый ворон». У Агаты нет прямых доказательств причастности Мор к несчастьям, преследующим её последнее время. Да и не походит она на серого ворона с бежевыми крыльями. Волосы смоляные, как и её ручные птички. А по умению влипать в неприятности, она, скорее, белая ворона.
Тяжело вздохнув, Агата аккуратно кладёт сверток на порог. Выбора нет. Руку нужно вернуть во что бы то ни стало. К тому же она не одна. Ленивая толстуха дрыхнет у неё на плечах, изредка подёргивая лапами. С ней Агата чувствует себя спокойнее. В случае чего, можно будет кинуть ею в Мор. Как-никак, это оружие короткой дистанции поражения.