Эхо от стука молотка разносится по улице. Ударяясь от стен, оно достигает самых отдалённых комнат дома. Однако, похоже, никто не спешит отворить дверь. Подождав ещё минуту, Агата повторно берётся за молоток. В этот раз она бьёт настойчивее. Но и это не приносит никакого результата. Недовольно оглядев дверь, Агата прикидывает возможные варианты. Может, она не успела, и Мор уже ушла?
Агата направляется к ближайшему дому. Его стены оплетены цветущей глицинией. Только чёрный провал двери и крохотное окно избавлены от растительности. На стук никто не отвечает. В следующем доме тоже. Хоть они и пестрят красотой, но внутри будто никто не живёт. Прохожих нигде не видно. Улицы умерли, оставив девушку один на один с пугающим домом. Пожалуй, только и остаётся, что требовательно ломиться в дверь, ожидая чуда.
Но стоит Агате в третий раз взяться за декорированный молоток, как дверь приоткрывается. Оттуда высовывается костлявая бледная рука, которая впихивает ей мятую бумажку. На ней проставлены прошлогодние даты.
— Счета оплачены. Вот квитанция. Всего хорошего, — торопливо произносит скрипучий голос. Но прежде, чем дверь успевает захлопнуться, Агата засовывает в образовавшийся проём ногу.
— Просрочка, — безапелляционно произносит она и добавляет, — за это мы конфискуем всё сладкое в вашем доме.
За преградой кто-то удивлённо каркает. Секунду спустя на свет высовывается знакомый длинный нос.
— Клюв и перья! Агата, негодница, это ты!
— Нет. Я вестник смерти, — приподнятое Бэзилом настроение даёт о себе знать.
Дверь полностью отворяется. Блеск переливающихся на свету стёкол встречает Агату. Волосы у Мор распущены. Спутанными прядями они свисают ниже плеч. Под молочным комбинезоном повидавшая виды рубашка в сине-голубую полоску. На ногах три пары шерстяных носок. И все разные.
— Всё лучше, чем налоговая инспекция. Она хотя бы не приходит к тебе каждый месяц.
Улыбка пропадает с лица женщины, стоит ей обратить внимание на правую руку Агаты.
— Моя ж ты венская вафелька. Где тебя поносить успело? Не бойсь, надоело сычом сидеть дома. Решила: а пойду-ка я найду приключения на одну мягкую точку, а то, что они могут к этой самой точке привести не пришло в голову, да? Никакой ответственности. И это в твои-то годы!
Обвинения в бездумности поступка так и сыпятся на примолкшую Агату. Придя в себя от неожиданно обрушившейся критики, она решает прервать Мор.
— Послушайте. Возможно, мой поступок был несколько опрометчивым. Но время не повернуть назад. По крайне мере, я с ним точно не договорюсь, — быстро добавляет она при виде ухмылки Мор. — Сейчас мне нужна ваша помощь. Один… нелюдь рассказал, что вы можете сделать для меня новую руку. И прежде, чем вы начнёте утверждать обратное, мне бы хотелось вам кое-что вер…
Оборвавшись, фраза повисает в воздухе. Среди тканевых складок уютно пристроился шар. В его прозрачном теле кружится белый муляжный снежок. Разбуженный внезапной тряской, он в танце оседает на красную далекарлийскую лошадку 7 с кружевным рисунком на теле.
— Э-э-э, миленький сувенир… — неуверенно протягивает Мор.
— Нет! Вы не понимаете! — вскрикивает Агата. — Здесь должен быть другой шар. С часовым механизмом внутри. Тот самый, который украл Терри… То есть позаимствовал. На время. В любом случае, я точно помню, как складывала его сюда. Почему… куда…
Голос обрывается. Агата пытается не поддаваться панике, но сохранять безразличие больше не удаётся. У неё всегда был план, которому она чётко следовала. Просчитывая заранее риски и возможные исходы, Агата почти всегда знала, чего ожидать от судьбы. Но похоже, в этом городе всё шло наперекосяк.
— Будет тебе переживать из-за чепухи. — Не до конца понимая, что происходит, Мор пытается подбодрить помрачневшую девушку.
— Это была ваша вещь, мисс Мор. Мы с Терри…
Агата запинается. Рой жужжащих в голове мыслей в один голос твердят о брошенном на берегу моря друге. Похоже, в этот раз она ошиблась с выбором.
— Мы хотели вернуть его и попросить вас сделать для меня новую руку. Но теперь, — уродливый узелок на правой стороне тела бессмысленно дёргается, ища потерянное продолжение руки, — я даже не знаю, что предложить. Простите за беспокойство.
До Мор, всё это время в замешательстве наблюдающей за разворачивающейся сценой, наконец-то доходит смысл слов. Отлипнув от дверного косяка, она присаживается на корточки рядом с Агатой. Бережно подняв фальшивый шар из недр толстовки, женщина слегка стряхивает его. Поддельный снег устраивает маленькую пургу, крупными хлопьями падая на лошадку. На подставке блестит надпись: «Из Швеции С Любовью».
— А, по-моему, этот шарик очень даже симпатичный. Думаю, вафелька, мы могли бы найти ему разумное применение, — огромный лягушачий рот оскаливается, демонстрируя двойной ряд белых зубов. — К примеру, как плату за небольшую хирургическую помощь. Идём. До конца обеда ещё есть время.
Мор поднимается, бережно прижимая к себе шар. Короткий кивок в сторону двери, и вот её фигура растворяется в темноте проёма. Несколько секунд Агата не двигается, пытаясь осознать случившееся. Толкаемая жаждой вернуть руку и никогда не покидающим любопытством, она берёт в руку толстовку и переступает порог сумеречного дома.
С оглушающим звуком дверь захлопывается за спиной. Агате приходится подождать, пока глаза привыкнут к полумраку, и только потом следовать за женщиной. Неуверенно вышагивая по изгибающемуся, как кишка, коридору, она улавливает рядом знакомое хлопанье крыльев. Внимательно наблюдающее из тьмы вороньё пощёлкивает острыми клювами. Им отвечает агрессивное шипение проснувшейся кошки. Шерсть у Шанель встала дыбом, а передняя лапа так и норовит схватить когтями за хвост.
В окружении пернатой свиты и грозного шипения Агата поднимается по лестнице вслед за Мор. Изнутри дом выглядит ничуть не лучше, чем снаружи. Пролёты лестниц заканчиваются тупиками. В некоторых стенах комнат зачем—то вставлены окна. Но больше всего здесь дверей. Расположенные даже на потолке, они почти всегда оказываются закрыты. Окна, которые можно было увидеть с улицы, зашторены. Чтобы избавить дом от проникновения солнечного света, некоторые даже заколочены досками. Единственными источниками освещения остаются настольные лампы и торшеры, расставленные по коридорам.
Архитектурному хаосу вторят разбросанные тут и там вещи. Несмотря на возраст, Мор так и осталась по—детски ленивой. То, что обязано было висеть на вешалках или должно быть разложено по шкафам, валялось в самых неожиданных местах и совершенно не торопилось оттуда уходить. Одежда, сложенная в импровизированные кучи, почивала на обеденном столе. Зубные щетки соседствовали со стопками журналов, накренившимися и грозящими упасть в любой момент. Какую-то утварь заботливо расставили рядом с косметическими принадлежностями и валяющимися двухкилограммовыми свертками сахара. А верхом всей этой эпопеи служили ножницы, ножи и вилки, воткнутые в сидения стульев. Но в защиту Мор можно было отметить отсутствие мешков с мусором и отвратительной вони, зачастую сопровождающих подобный бардак.
— Почти пришли, — хозяйка останавливается у ничем не примечательной двери. — Подержи—ка.
Вручив шар Агате, Мор отходит в сторону. Её тело сотрясает приступ кашля. По дому разлетается эхо предсмертных хрипов. Преданное вороньё, однако, не торопится на помощь. Как и гостья, они наблюдают за происходящим. Когда из глотки Мор вырывается протяжный стон, Агата всё же решает вмешаться. Но именно в этот момент женщина подносит руку ко рту и сплёвывает на неё рубинового цвета ключ. Сделанный из цельного куска граната, он имеет множество необработанных острых углов и неровную форму.
Довольно помахав находкой перед широко раскрытыми глазами Агаты, Мор отпирает им дверь. За ней оказывается просторный круглый зал. По полу стелется ковёр с вытканной пентаграммой. На добрую половину стены развалился старичок—камин. Его сонно потрескивающий огонь освещает комнату тёплым светом. В настенных шкафах — всевозможные вещи для рукоделия: клубки пряжи и катушки ниток выглядывают из коробок, пяльцы для вышивания разложены в строгом размерном порядке, мотки лент вместе с рулонами ткани гордо поглядывают с крепежей на стенах. Посередине комнаты величественно изгибается полукругом диван. У его изголовья стоят в таком же стиле кресло, низкий кофейный столик и не внушающий доверия механизм. Пугающий симбиоз станка для прядения и ручной швейной машинки высотой в пол — человеческого роста. На «рукаве» располагается ряд зубьев под шпульки и механические регуляторы. Но передняя часть настораживает больше всего. Рычажки, выступающие из морды устройства, предназначены для корректировки нити и ткани, но их изогнутые металлические элементы слишком остро подмигивают на свету. Вытянутая нога — опора со множеством отсеков имеет на своём боку круглое маховое колесо с ручкой, а у самой платформы расположился цепной шнур с педалью.