— В детстве я мечтала стать примой, — голос Мор прорезает тишину. Слабый и мягкий. Будто щебет маленького птенца. — Даже пошла в балетную школу. Стараясь достигнуть высот, я много занималась и, прежде всего, думала о себе, а потом уже обо всех остальных. Игнорировала друзей, не замечала заботы. Всё, что имело смысл — это моя мечта.
Руки на мгновение замирают. По лицу пробегает мрачная тень.
— Но вместо меня они выбрали другую девушку. Злость. Обида. Зависть, — судорожный вздох. Мор берет себя в руки, возвращаясь к прежнему темпу работы. — Вот что тогда чувствовала я. Приложить столько усилий, столько лет, и ради чего? Не желая смириться, я совершила один не очень хороший поступок. Балерины иногда подстраивают такое соперницам. Понимаешь, о чём я, дорогая?
Агата сглатывает.
— Стекло?
— Именно, — грустная улыбка оседает на губах Мор. — Я чуть в обморок не упала от счастья, когда меня выбрали танцевать главную партию на большой сцене. Жаль, что этому так и довелось случиться.
Агата невольно бросает взгляд на одну из ног женщина. Она уже знает, что услышит.
— В тот год был сильный гололед. Один из водителей не справился с управлением и ушел в занос. Итог — сломанные ноги. Левая так и срослась неправильно. Путь в балет мне был закрыт. Навсегда.
Оторвавшись от рукоделия, Мор многозначительно вглядывается своими блестящими стёклами очков в серые глаза напротив.
— Агата, если ты будешь идти к мечте по головам других людей, то поднявшись на вершину, обнаружишь, что не останется никого, кто мог бы аплодировать тебе.
Слова правды ножом врезаются в спину, оголяя глубоко похороненные страхи. «Цель оправдывает средства. Их жертвы были не напрасны. Мы обязательно достигнем результатов». Она повторяла это каждый раз, когда кто-то из подопытных животных умирал. Даже когда Уильяма увозили в реанимацию, Агата продолжала верить. И хотя цена оказалась довольно высока, ей удалось сохранить один образец.
— Зачем вы мне это говорите?
— Потому что я верю, что ты неплохой человек, сахарок. Иной раз можешь быть резковата на слова, но всё равно ты мне нравишься, — Мор судорожно втягивает воздух. — Вот, что я скажу тебе. Оставь свои планы о приключениях. Возвращайся в Клок-Холл и не при каких обстоятельствах не высовывайся оттуда. Будь тихой и незаметной. И, может, тогда ты останешься живой.
— Почему, вы, конечно же, мне не скажете, — утвердительно роняет Агата.
— Просто… просто… просто поступай, как считаешь нужным. Я тебя предупредила.
Глава 14
Ничем не отличимая рука покоится на зеркальной подставке. Оглядывая её со всех сторон, Агата не устаёт поражаться, насколько мастерски выполнена замена. Ничто не выдает в ней искусственного происхождения. Пока Мор убирает ткань, подготавливаясь к следующему этапу, Агата решает поддаться желанию дотронуться до новой руки.
— А ну, цыц! — ладонь звучно ударяет протянутую руку всего в нескольких сантиметрах до цели. Агата нехотя отступает. — Пока не готово. Успеешь ещё нащупаться.
Отрегулировав подачу пряжи, Мор достаёт спицы. По размерам они ничуть не уступают игле. Вязаное покрывало мягкими слоями ложится поверх руки под пристальным взором Мор. В отличие от предыдущих этапов ей приходится постоянно прерываться на рычаги регулирования толщины подачи и типа наложения. Эта разнородность добавляет новой руке то, что было и у предыдущей. С отвращением Агата взирает на то, как у самой обыкновенной ладони вытягиваются суставы, твердеют острые пластины ногтей, кожа приобретает могильно — сероватый цвет с выступающими венами. Мор ничего не упускает. Даже шрам от пролитой кислоты.
— Последний штрих, моя дорогая.
Мор откладывает в сторону вязание. Порывшись в миниатюрных ящичках на «ноге» устройства, она вынимает на свет маленькую шпульку. Сначала Агата решает, что Мор ошиблась. Катушка абсолютно пуста. Однако стоит ей встать на стержень, как тёплый свет очага являет переливающуюся радугой нить. По своей полупрозрачной консистенции шпулька напоминает шар из смолы. Практически невидимая, но от этого не менее плотная.
Сверкая острием, игла ложится в руку к швее. Нога становится на педаль. Извивающаяся в свете нить трепыхается, будто желе. Ей нет дела до окружающего мира. Обделённая разумом, но не жизнью, она может лишь слепо двигаться навстречу неизвестности. С её помощью Мор скрепляет воедино все компоненты, навсегда присваивая искусственную конечность остальному телу.
— Держится вроде бы неплохо, — Мор убирает в сторону иглу. — Проверь, если что, добавим ещё пару стежков.
Агата дотрагивается до новой руки. На ощупь она такая же, как и вторая. Теплая и живая. Мышцы не сразу вспоминают, каково это, иметь тяжесть с правой стороны. Связки напрягаются. Рука неспешно поднимается с платформы. Непривычные, и в то же время родные ощущения расцветают в теле.
— Невероятно.
Девушка прижимает ладонь к щеке. Тёплая. Настоящая. Её собственная. Словно никогда и не исчезавшая. И как она могла жить без руки всё это время?
— Наоборот. Очень даже вероятно и ощутимо в реальности.
Пока Агата ощупывает новую руку, Мор принимается убирать остатки ткани, ниток и пряжи, скопившиеся на полу.
— Как закончишь заниматься самолюбованием, возьми свои рваные тряпки, которые ты называешь одеждой, и следуй за вороньём. Они выведут тебя к ванной. Полотенце висит на крючке рядом с зеркалом. Не перепутай с тряпкой для пола.
— Да… стоп. Что? — Оторвавшись от восхищенного созерцания, Агата пытается переварить информацию. — В ванную? Зачем?
Голова Мор высовывается из-под кофейного столика. Критически оглядев девушку с ног до головы, она издает фыркающий смешок.
— Булочка моя, ты себя в зеркало видела? В таких лохмотьях у нас нищие бы постыдились ходить. И даже не пытайся меня убедить в обратном. Ты в этом в люди не пойдешь, — как бы невзначай Мор ударяет по ладони лохматым веником. — Об одежде можешь не беспокоиться. Я подберу для тебя хороший наряд. Причем абсолютно бесплатно. А теперь шагом марш, в ванную.
То ли грозные слова возымели своё действие, то ли вид со стороны показал истинную сущность, но теперь Агате действительно стало неприятно надевать свою одежду. Вся в пыли и грязи, порванная из-за приземления на посуду, и с пятнами крови, она отбивал всякое желание носить её дальше.
— Хорошо. Мой наряд, и вправду, уже не первой свежести. Да и душ, думаю, не повредит.
— Да неужели⁈ — язвительный комментарий вылетает откуда-то из-за кресла.
Недовольно убрав растрепанные волосы с лица, Агата помогает толстой кошке занять свой наблюдательный пункт на плечах.
— Как закончишь, спускайся вниз. Вместе отчалим на Площадь Пяти Столпов.
— С чего вы взяли, что мне тоже туда нужно?
От улыбки Мор пробегает холодок по коже.
— Увидимся через десять минут, мисс МакГрегори.
* * *
Платья Агате никогда не нравились. В них нельзя расслабленно сидеть, закинув ногу на ногу или спешить рысцой в столовую, зато с лёгкостью можно словить чей-нибудь заинтересованный взгляд. А это даже хуже, чем нарушение закона удобства, которым она пользовалась при выборе одежды. Агата ненавидела пристальные взгляды. Поэтому большая часть гардероба состояла из широких брюк и безразмерных пиджаков, способных скрыть фигуру. Без комфортного панциря она чувствовала себя беззащитной. Оголённой. Будто вся её покорёженная сомнениями и тягостными думами натура выставлялась на всеобщее обозрение.
Теперь же выбирать не приходилось. Не прекращая ворчать под нос самые лестные слова, Агата натягивает серое платье. Довольно тяжёлая плотная ткань облегает тело. На груди V-образный треугольник в обрамлении оборок. Он визуально подчёркивает и без того широкие плечи. Разболтанные пуговицы грустно вздыхают о тех временах, когда это платье было новым. Высокая горловина и рукава на разболтанной резинке вторят им. Внушительная длина заканчивается такими же потрёпанными оборками, как и на груди. Помимо них других вычурных деталей или иных привлекающих внимание украшений нет. По — бедному простое, платье одним своим видом нагоняет тоску. Человек, носивший его до Агаты, явно был не из богатого сословия.