Он умер у Агаты на руках. Свои последние дни Дарвин жил в ветклинике. Как и у любого существа, под старость у него накопилось достаточно болезней, медленно пожирающих изнутри. В последние часы жизни его верная подруга не отходила ни на шаг, ловя каждый вдох и со слезами умоляя не уходить.
Дарвин поселился в их сердцах навсегда. С его уходом дома стало пусто и тихо. Когда Агате становилось особенно тоскливо, она запиралась на кухне и убирала с пола коврик. Под ним скрывался единственный сохранившийся след четвероного бедокура. Как—то раз во время ремонта Джеймс опрокинул ведро с краской. Пока он носился по дому с криками «Càite a bheil am mop⁈ 8», к месту событий прибыл главный массовик—затейник—Дарвин. Сидя на коленях, Агата ласково поглаживала отпечатки вымазанных в краске лап. Дрожащий голос рассказывал о наболевшем. Капля за каплей падали на пол, а отчаянный взгляд искал того, кого больше нет рядом.
«Почему?»
Миссис МакГрегори закрывает глаза.
«Почему он умер, мам?»
Что она ей ответила тогда? Ах, да. Кажется, что-то вроде:
«Дарвин был уже очень стар, Агата. Никто не вечен. Однажды придёт и наш с отцом черёд. С этим просто нужно смириться и жить дальше. Что толку в слезах, если это всё равно должно было когда—то случиться. Смерть не делает поблажек».
Поддержка из неё ещё хуже, чем собеседник. Хотя ей и вправду верилось, что это должно было помочь. Дочь никогда не стала бы убиваться из—за бессмысленных вещей. Скорбь о друге, которому уже давно пора было отправляться в кошачий рай, определённо относилась к одной из них.
«В таком случае я уничтожу её. Я уничтожу смерть! Она заплатит за тысячи лет боли и страданий. Дарвин не сгинет в вечность. Я клянусь…»
Миссис МакГрегори не приняла эти слова всерьез. Лишь со временем, взглянув в изменившееся лицо дочери, она поняла, как глубоко ошибалась. Некогда живой взгляд окаменел, пропитавшись равнодушием. Поджатые в немом протесте губы. Безучастный голос.
«Ты права. В эмоциях нет никакого смысла. Они лишь мешают достижения цели. Спасибо, мама».
Открыв глаза, женщина берёт в руки телефон. В галерее есть папка «Семья». От немногочисленных фото дочери так и тянет холодом. Мёртвый взгляд. Опущенные уголки губ. Она больше никогда не улыбалась. Да и смеха давно не слышали стены их дома. Принесённая клятва изменила Агату, а слова самого близкого человека раз и навсегда убили в ней то, что называлось «человечностью». Эти ли плоды жаждала пожинать мать?
Миссис МакГрегори устало откидывается в кресле. Подрагивающая рука неуверенно тянется к шторе. За окном моросит дождь. Сырой туман окутывает хмурый город с его бледными прохожими. Из домашнего кабинета можно увидеть небольшой дворик. Выкупленная у соседей территория была переоборудована под детскую площадку. Здесь Агата обожала проводить большую часть свободного времени. Учила ноты, экспериментировала с реагентами, украденными из лаборатории матери, и проводила операции на игрушках. Тут же был захоронен её первый труп.
Еще будучи ребенком, Агата не брезговала подобными вещами, искренне считая, что смерть неотделима от мерзости разложения, а одевание покойников в костюмы, разукрашивание их макияжем и расчесывание волос — лишь мишура, к которой костлявая тень абсолютно безразлична. Потому, найдя в весенней канаве дохлого кота, усадила его вместе с плюшевыми овцами пить чай. Наигравшись, она закопала бедолагу под качелями, предварительно засыпав хлоркой. Спасибо Джеймсу.
Миссис МакГрегори быстро смекнула, в какое русло стоит направить стремления дочери. Выбор пал на Тринити—Колледж. Агате нравилось возиться со всякой мертвечиной, а запах тления совершенно не отпугивал, завлекая и маня новыми открытиями. В лаборатории университета эта страсть разгорелась ещё сильнее. После выпуска её вскоре назначили руководителем секции исследования генетических мутаций. Научный Комплекс с распростёртыми объятиями встретил молодого гения, предоставил всё необходимое. Только вот никто, кроме самого близкого круга осведомлённых, не знал, на что действительно тратятся реагенты, чью кровь сливают вёдрами в канализацию и почему кости, закидывающиеся в печь, раздроблены.
Долгое время Агате удавалось держать истину за закрытыми дверьми. Упорство, с которым она постигала практические умения, терпение и безмерное количество часов, проведенных в обнимку с профессиональной литературой, сделали из неё первоклассного учёного. Большая часть сторонних проектов Агаты не раз номинировалась на престижные премии. Гипервитаминные удобрения для экзотических растений, выращивающихся в комнатных условиях. Суспензии безвредных микроорганизмов вместо разбавителя для красок. Выведение домашних крыс с мутацией ряда органов ответственных за гормоны, благодаря которым у них напрочь отсутствовала агрессия.
Очередной звонок из Министерства Науки заставляет миссис МакГрегори пренебрежительно наморщить нос. Духовой оркестр на рингтоне приятно ласкает слух. Пусть звонят, сколько им вздумается. У неё нет времени на провокационные разговоры. Дождавшись, когда вызов закончится, она быстро набирает несколько сообщений их семейному адвокату. Ежедневник на краю стола перекочёвывает в руки. Вычеркнуть два пункта и написать три новых. Один из них — забрать около двадцати коробок с чашками Петри, в которых содержатся наработки в сфере изучения поведения водорослей рода Symbiodinium в стрессовых условиях. Агата успела всего несколько раз протестировать результаты в деле. Но даже они положительно сказались на предотвращении выбеливания коралловых рифов. У дочери миссис МакГрегори были и не такие грандиозные и масштабные по своему размаху проекты. Однако никто ни один из них не шёл даже в сравнение с проектом всей её жизни.
«Инволюция».
Агата планировала оборвать самый древний и испокон веков нерушимый закон природы. Подобравшись, как никто, близко к этому, она смогла синтезировать препарат, при введении которого животные переставали умирать даже при повреждении жизненно важных органов. Те, кто минуту назад был на смертном одре, после введения жидкости спокойно ползали по клетке, будто ничего не случилось. И это существование ничем не отличалось от жизни «до».
Вначале препарат вызывал необратимые повреждения тканей. Первые несколько минут становились решающими для животного. От того, как подопытный переносил препарат, зависело его выживание и дальнейшая «послесмертная» жизнь. В большинстве случаев заключённые бились в неистовом припадке. Кровь и мышцы, кости и нервы — собственное тело становилось их врагом. Их скручивало, выворачивало и ломало. Из пасти извергались внутренности. Обессиленные, они пожирали самих себя. Дети немногочисленных выживших имели различные степени вырождения и множественные физические уродства.
Эти жертвы были необходимы для достижения приближённого к идеальному соотношению и концентрации препарата. Животные переносили изменения всё легче и легче, при этом сохраняя рассудок. Даже те, у кого в процессе трансформации лопалась черепная коробка, и весь мозг вытекал наружу, мог продолжать передвигаться и реагировать на раздражители. Недышащие. Без потребности в еде. С кожей, холодной, как лёд. Воодушевленная получившимися результатами, Агата не переставала экспериментировать над подопытными. Она отрезала и сшивала части различных животных, чтобы детальнее проанализировать процесс. Именно эти, созданные вручную, монстры так напугали Рошель.
А ведь Агата так рассчитывала на её понимание. Большая часть проектов финансировалось Валери. Их успех приносил не только новые возможности в мир науки, но и прибыль для Рошель. Потому закупками материалов и продвижением Агаты в научном сообществе занималась именно она. Инволюция проходила последние этапы подготовки, когда Агата решилась поведать о ней Валери. Материалов всё чаще не хватало, а желание поскорее завершить последние эксперименты над препаратом привело к не самому удачному решению. Агата слишком сильно рассчитывала на деловую жилку своей знакомой, всецело полагая, что та предоставит ей полную свободу в опытах в обмен на славу. Она обещала, что, когда будет презентовать препарат на конгрессе, обязательно расскажет о человеке, оказавшем такую значительную помощь в его создании. Они войдут в историю, как люди, победившие саму смерть! Ошибка Агаты стоила ей дорого. Валери оказалась на редкость пугливой моралисткой. То, что Агата видела, как дивный новый мир, стало для Рошель чем—то сродни апокалипсиса.