— Планы меняются. Выдвигаемся в Ливингстон Бэй. Сейчас же.
— Что⁈ Прошу вас, мисс, дайте мне ещё один шанс!
Изящным движением Валери приказывает слуге покинуть комнату. Раскланявшись, старик пятится, закрывая за собой дверь.
— Он уже у тебя в руках, идиотина, — шёлковый платок мягко ложится на нежную кожу. — Агате придётся вернуться в дом за препаратом. Я прекрасно знаю её. Она ни за какие деньги мира не решит расстаться с ним. Там—то мы и встретимся.
— Вы уверены, что успеете добраться туда? Скоро рассвет.
— Конечно. Ты мне поможешь. Точнее твои магические фокусы.
Человек отступает. Спина упирается в гладкую мраморную стену.
— За—а—ачем? Зачем вам всё это?
— Хочу взглянуть в её лицо в последний раз. Да и к тому же, — на лице Рошель появляется блестящая улыбка. Именно с ней она не раз растаптывала своих врагов, —у меня для Агаты есть «отличные» новости. Посмотрим, как на этот раз ей удастся сдержать свою непробиваемую маску равнодушия.
Глава 19
Старый особняк, действительно, оказался огромным. Многоэтажный, с величественной мансардой, он чудом, за четыреста с лишним лет, не превратился в труху. Фундамент заметно просел и потрескался, а некоторые более ранние пристройки покосились, грозясь вот—вот рухнуть, погребая под собой всё, что окажется вблизи них. Часть окон с закопчёнными карнизами заколотили. Пробитые водостоки держатся на последних гнутых железках, даже крыша местами прогнила, готовясь обвалиться. Острые зубы дымоходов с треснутой кладкой расстроено вздымаются ввысь, венчая полуистлевшую конструкцию. Сорные злаки, дикий шиповник, преклоняющий свои ветви с кровавыми плодами, и ядовитый плющ навевают уныние своим триумфом над декоративными клумбами и палисадниками.
Аристократическая стать дома, подкормленная угаснувшей роскошью и богатством, тянется на добрые километры. И на всей её площади ни единого живого растения. Всё органическое на территории дома высохло и умерло. Проклятая земля будто высосала силы из растительности, стараясь хоть как—то поддержать разваливающийся особняк. Даже стойкие сорняки пожухли. Но хуже всего пришлось деревьям. Скрюченные, изломленные, с уродливыми когтистыми ветвями и скрипом, полным боли, они ежедневно упрашивали небеса даровать им блаженный покой.
Агата вглядывается в окна дома. В них нет и намёка на жизнь. Здесь и вправду до сих пор живёт потомок Джедедии? Если так, то Деливеренс явно отстроил своё имение подальше от этого ветхого хлама. Взгляд обращается к лесу. Звериная свита покинула её. «Соберись. Ты справишься. Коробка не могла отрастить ноги и убежать. Она здесь».
Решительно протаптывая дорожку через сухой шиповник, Агата пробирается к парадной двери. Беспощадно сломленные и мёртвые, кустарнички цепляются к ногам, умоляя забрать их подальше от проклятой земли. Смутное чужеродное присутствие навязчиво прокрадывается в разум. В голове крутятся истории о великом колдуне и его могуществе. «Джедедия не умер», — всплывает фраза Рен—Клод. «Мне—то что. Я пришла за тем, что принадлежит мне», — успокаивает саму себя Агата.
Половицы порога, предсмертно скрипнув, проваливаются. Агата отскакивает в сторону. Прогнившая за столько лет древесина образует пролом на крыльце. Прижимаясь к стене, Агата обходит опасный участок и дёргает за ручку. Закрыто! «Что ж. Придётся силой». Агата наваливается всем телом на дверь. Удивительно плотные доски выдерживают вероломное нападение. Готовая отчаяться, Агата налегает ещё раз.
Щёлк.
Девушка мешком вваливается на грязный пол прихожей, в полёте сбивая вешалку со шляпой. Злорадно скрипнув петлями, дверь захлопывается за спиной, оставляя гостя откашливать волну затхлой пыли.
— Тьфу… зараза… кхе-кхе.
Агата поднимается с пола, раздражённо отряхивая комки пыли. Напряжённый до предела слух безрезультатно пытается услышать возню крыс, шорох насекомых, скрипы досок или хотя бы завывания сквозняков. Но дом будто провалился в вакуум. Мёртвая тишина, схожая с той, что была в подводном зале, пожирает напряжённый разум. Светящийся камешек рассекает полумрак, являя заброшенный парадный холл. От него в противоположные стороны расходятся коридоры в правое и левое крыло, а по центру вздымается две широкие лестницы, ведущие в галереи второго этажа. И у обеих зияют непреодолимые провалы, прямо на середине пути.
Немного привыкнув к спёртому воздуху дома и полутьме, Агата принимается обходить помещения. Удручённо разглядывая скудное убранство, она не может не согласиться с сёстрами. Роскошь и богатство навсегда покинули этот дом, усугубив и без того гнетущее впечатление. Всюду Агату встречают опустелые комнаты, кажущиеся из—за этого ещё больше. Иногда попадается грязный полуистлевший ковёр, или сломанное кресло, прикасаться к которому побрезговали даже клопы. Но куда бессердечнее время обошлось с картинами. Заросшие плесенью портреты некогда уважаемых людей исказились от сырости и отвращения к их обезображенному неминуемой вечностью домом.
Мародёры, воры, грабители — кем бы они ни были, действовали крайне грубо. На ободранных до кирпичной кладки обоях виднелись уродливые белые квадраты. Краска на полу во многих местах стёрлась или имела глубокие царапины. Будто кто—то тащил по ней тяжёлые вещи, совершенно не заботясь о половицах. Там, где была кухня, остались лишь газовые провода в стене, от ванной—ржавый умывальник, гостиной — развалившийся шкафчик с открученными ножками и дверцами. Всё, что могло представлять хоть какую-то ценность — книги, мебель, картины, настенные украшения — было снято, вырвано и отодрано с корнем.
— Как ты позволил этому случиться? Это ведь твой дом.
Агата не знает, к кому обращается. Ей горько осознавать, что многолетний труд старика так нагло разграбили. «Неужели это ждёт мою лабораторию?» — закрадывается в голову мысль. Покинутость. Опустение. «Найди посылку. Паниковать будешь потом», — решительно подбадривает себя Агата. Но сейчас ей по—настоящему хочется встретить не жестяной ящик, а мягкую кровать с тёплым одеялом. В доме куда теплее, и нет воющего в ушах ветра. Оттого разморенное усталостью тело так и тянет завалиться куда—нибудь. Хотя бы на этот пыльный грязный пол.
На первом этаже посылки не оказывается. Немного размявшись, Агата поднимается по найденной при обходе, более—менее надежной, лестнице. Второй этаж мало чем отличается от предыдущего. Картинные галереи нещадно разграблены, от статуй на постаментах остались лишь кусочки отколовшихся при транспортировке камней, а у поломанных витрин зияют пустоты разбитого стекла. Признаков, упомянутого в рассказе Мор, кошачьего этажа найти не удалось. Мародеры на славу постарались, вытащив из комнат столько, что они потеряли всякое своё предназначение и стали похожи друг на друга, как близнецы.
Закончив со вторым этажом, Агата взбирается на третий. Дыры в полу встречаются чаще. Разбитых окон ещё больше. Но на этом отличия от других комнат заканчиваются. Посылки негде нет. «Значит, она на мансарде. Хорошо. Спокойно», — Агата обманывает себя. Всё не хорошо и не спокойно. Лестницы на крышу нигде нет. Агата делает заново круг почёта по третьему этажу. Внимательно водит каменным «фонариком» по потолкам и осматривает стены. Но вход на сокровенную мансарду будто исчез!
В один из таких обысков её посещает идея. «Что, если старик спрятал вход?» Из книги «Дьяволов Родич» она знала, что Джедедия скрывал свои тайны на мансарде. Сёстры обмолвились о так и ненайденных чёрных книгах колдуна. Сложить один плюс один получится…
— И где, всё равно, этот чёртов вход?
Агата на всякий случай выглядывает из окна, запрокидывая голову. Нет. Лезть по отвесной стене она не готова. Покончить с жизнью можно и более изящно. Повздыхав, она возвращается к унылому кружению по комнатам. Усталый взгляд падает на старенькое пианино. Агата пыталась его сдвинуть, чтобы посмотреть есть ли за ним люк, но оно наотрез отказалось двигаться места. Пальцы нежно проходятся по изящной золотой надписи «UNICORN».