— А почему бы и нет? — задаёт сама себе вопрос Агата.
Она старательно пытается оттолкнуть навязчивую мысль о провале её грандиозного плана. Проделать опасную дорогу через лес. Чуть не умереть… от страха. «Хоть сыграю себе погребальную мелодию». Агата поднимает крышку. Маленькая фигурка единорога выгравирована на покрывшемся трещинами пюпитре. Дело остаётся за малым. Из холла первого этажа она притаскивает табуретку. Пальцы нежно проходятся по красной окантовке у основания клавиш. Бывали дни, когда только игра на пианино могла помочь ей собраться с мыслями и выбрать путь решения проблемы. Узловатые пальцы опускаются на клавиши, принимаясь выплетать невидимый узор из звуков. Натренированные годами, они порхают, точными сильными движениями вырывая из самых недр инструмента всю мощь и красоту звучания, чтобы в следующий миг ослабеть в диминуэндо. Плавные трели неохотно стихают, не желая отступать от напряжённого настроя, будто старец, пытающийся предупредить путника, сдается под храбрым напором юноши и теперь лишь предрекает зловещим шёпотом судьбу опрометчивого юнца. Последний штрих, и протяжная нота зависает в гнетущей тишине комнаты, пока Агата не отпускает педаль.
Прощально коснувшись клавиш, Агата закрывает крышку пианино. От толстого слоя пыли в воздух поднимается маленькое облачко. Резко вскинув руку ко рту, Агата оглушает притихший дом звонким чихом. Открыв глаза в следующий момент, она не сразу понимает, что произошло.
— Какого… Да что тут творится⁈
Секунды хватило, чтобы пианино пропало. Вместо него на Агату смотрит в метр высотой чёрный проём в стене. Направив луч камешка, висящего у неё на ружье, девушка освещает винтовую лестницу, поднимающуюся на крышу. Чтобы втиснуться в него, приходится встать на четвереньки. «Как будто для котов делали». Крутые ступеньки медленно поднимаются вверх. Ружьё с источником света Агате приходится толкать впереди себя.
Нетронутый веками мир встречает её кромешной тьмой. Логово Джедедии. Именно такое, каким она его себе представляла. Свет камешка выцепляет из тьмы различные диковины с самым сомнительным происхождением. Шкафы, заваленные толстыми томами, высушенные травы, пузырьки, колбы, алтари, меловые круги на полу и даже метла! Всё это выглядит слишком настоящим, чтобы в это поверить. Едва дыша, Агата ощупывает фолианты с металлическими заклепками на углах. Поразительно, как подобное могло скрывать от людских глаз столько лет. Неужели никому и в голову не приходило немного побренчать на расстроенном пианино?
Раньше людям было мало одного мира. Мало знаний. Они стремились постигнуть глубины. Раздвинуть границы неизведанного. Они умели жить.
Старческий усталый голос заставляет подпрыгнуть на месте. Агата лихорадочно оглядывается. Но кроме неё здесь никого нет. Где—то она уже слышала его. «Уоловоротроуд». Резкая остановка и не менее резкая смена окружения. Она потерялась. Отчаялась. И в тот момент Агата услышала его. Надтреснутый вихрь, пронёсшийся в её голове.
— Здесь кто—нибудь есть? Сэр Джедедия? — нерешительно вопрошает Агата. Смутное чувство перемены в атмосфере побуждает её продолжить. — Я бы никогда не пришла сюда без приглашения. Но мне нужно забрать посылку. Её выбросили с самолёта примерно в этом месте. Я осмотрела лес и ваши имения… остался только чердак.
Гробовая тишина становится ей ответом. Агата подходит к большому письменному столу и садится на стул. Среди фолиантов и диковинных колб стоит череп. Человеческий.
— Эй, дружок, это ты со мной разговаривал сейчас? Хотя нет, — Агата поднимает ладонь вверх. — Лучше не отвечай. А то я окончательно с ума сойду.
Несколько минут Агата сидит на стуле, прислушиваясь к беззвучному дыханию дома. Голоса в голове так и не появляется. «Быстрее начнём. Быстрее закончим». Поднявшись, она методично начинает обход крыши. Периодически тишина прорезается удивлёнными возгласами и вопросами, направленными в пустоту. Свет камушка шерстит по стропилам с подвешенными травами, полкам, шкафам и редким залатанным дырам в крыше. Через полчаса Агата возвращается к столу и на подрагивающих ногах садится на стул. Она оглядела каждый уголок мансарды. Посылка, если таковая действительно была, будто испарилась.
Минуты сменяют друг друга. Иступлённый взгляд буравит череп, стараясь придумать хоть какое—либо объяснение. Работая в лаборатории, Агата частенько сталкивалась с безрезультатным исходом. В такие минуты на выручку приходил Уильям. Они брали по чашке кофе и садились на диванчики в комнате отдыха. Агата изливала накопившиеся умозаключения, не забывая упрекнуть весь имеющийся персонал в отсутствие мозга. Уилл молчал. Но его чуткое сердце впитывало каждое слово. Ему нечего было сказать, кроме краткого «угу». Зато понимание, проскальзывающее в его глазах, жестах и мягкой улыбке, действовали невероятно успокаивающе на Агату.
Колышущаяся тьма подталкивает вернуть забытое чувство. Немного помолчав, Агата негромко начинает:
— Я долго работала над одним своим проектом. Делом всей жизни. Однако все мои попытки добиться одобрения со стороны старших сотрудников разбивались об их консерватизм. Эти старики упорно отрицали саму мысль о подобном, уделяя внимание другим исследованиям, которые даже и близко не ровня моему.
Агата закрывает глаза. Голова ложится на стол. Как же ей хочется просто немного поспать.
— Я отстранилась от всего мира. Погрязла в нескончаемых попытках доказать всем реализуемость, безумной, как казалось многим, идеи. Дни и ночи проводила за работой. Отказалась от всего, что когда—то приносило мне радость. Принесла в жертву собственного друга. И… провалилась.
Агата замолкает. Груз воспоминаний давит на сердце, болью отдаваясь в душе.
— Теперь я обречена на бегство. Единственный возможный путь отступления исчез чёрти куда. Нет никого, кто бы мог помочь мне. Ни Уилла, ни родителей. Я…я не знаю. Смогу ли подняться. Бороться как раньше.
Свет камешка подрагивает. Нервно замигав, он гаснет на секунду, вспыхивая с новой силой.
— Джедедия, — Агата сама не верит, что говорит это. — Мне сказали, что ты всё видишь и слышишь. Если так, то помоги мне. Пожалуйста.
Агата открывает глаза. В давящей тишине дома находиться всё труднее. Вздохнув, она поднимается со стула. Делать ей здесь больше нечего. Придётся вернуться в дом Рен—Клод. Днём попробовать ещё раз связаться матерью. «Терри обрадуется…», — разум тщётно ищет преимущества. Очередной провал. И почему она не удивлена?
С громким стуком камешек падает на пол.
— И ты от меня убежать пытаешься? — горько усмехнувшись, Агата нагибается, готовясь поднять беглеца.
Коснуться его она не успевает. Блеснув гранями, камешек укатывается до спуска лестницы и там замирает. Обескураженная Агата направляется за ним. Взгляд скользит по ружью. К удивлению, от бечёвки, на которой висел оберег, остались лишь лохмотья. Кто—то грубо покромсал её.
Стоит Агате приблизиться к камешку, как тот срывается по лестнице вниз, звонко ударяясь о ступеньки. Но и там его бег не кончается. Блеснув гранями, он продолжает самовольно катиться, подзывая за собой Агату. «Чувствую себя Алисой, спешащей за кроликом»,— Агата заворачивает за угол. Сверкнув на прощание спасительным светом, самовольный камень скрывается в стене. Агата останавливается. Подождав, пока глаза немного привыкнут к темноте, она медленно ступает по комнате. Теплый огонёк за одним из кирпичей подсказывает, что искомый предмет там.
Внимательно оглядев стену, Агата замечает небольшую дыру между кладками. Раньше она не видела её из—за обилия строительного мусора, сложенного почти у самого входа. Пригнувшись, девушка пролезает в соседнюю комнату, двери в которую нет. «Этот дом полон сюрпризов». Белое покрывало устилает банки с засохшей краской. Паллеты с кирпичами, досками и обширными рулонами обоев до сих пор ждут своих хозяев.
Светящийся камешек гордо восседает на оконной раме, поджидая Агату. За ним открывается обширный сад. Уютно укрытые снегом высохшие растения протягиваются за горизонт. В его пределах знаменем вечности выступает часовня с обезглавленным шпилем. «Или церковь?» Агата не особо разбирается в подобных вещах. Но один вид этого здания навевает мысли о колоссальном отличии от обычных религиозных зданий. Мрачные кошачьи мотивы с брезгливыми мордами готических горгулий, будто создавались не для рассеивания тревоги, а для вселения. Причем самыми пугающими способами.