Следующая открытка пришла из Клаузенбурга в Трансильвании; в ней Чарльз сообщал, что почти добрался до цели. Он собирался посетить барона Ференци, чье имение находилось в горах восточнее Ракуса, и просил писать ему туда на имя этого благородного дворянина. Еще одна открытка была получена из Ракуса, куда, по словам Варда, барон прислал за ним свой экипаж, чтобы перевезти из города в горы. Затем наступило длительное молчание. Он не отвечал на многочисленные письма родителей вплоть до мая, когда сообщил, что вынужден расстроить планы матери, желающей встретиться с ним в Лондоне, Париже или Риме в течение лета, – Варды решили также совершить поездку в Европу. Его работа, писал Чарльз, занимает так много времени, что он не может оставить имение барона Ференци, а замок находится в таком состоянии, что вряд ли родители захотят его посетить. Он расположен на крутом склоне в горах, заросших густым лесом, и простой люд избегает этих мест, так что любому посетителю поневоле станет не по себе. Более того, сам барон не такой человек, чтобы понравиться благопристойным, консервативным пожилым жителям Новой Англии. Его вид и манеры могут внушить отвращение, и он невероятно стар. Было бы лучше, писал Чарльз, если бы родители подождали его возвращения в Провиденс, что произойдет в скором времени.
Однако вернулся он лишь в мае 1926 года. Заранее предупредив родителей несколькими открытками о своем приезде, молодой путешественник с комфортом пересек океан на корабле «Гомер» и проделал неблизкий путь из Нью-Йорка до Провиденса в автобусе, упиваясь зрелищем невысоких зеленых холмов, жадно вдыхая благоухание цветущих садов и любуясь белыми зданиями провинциальных городков Коннектикута. Впервые за последние годы он снова ощутил прелесть сельской Новой Англии. Автобус катил по Род-Айленду в золотом свете весеннего дня, и сердце молодого человека радостно забилось при въезде в Провиденс по улицам Резервуар и Элмвуд. С площади у вершины холма, там, где сходятся улицы Броуд, Вейбоссет и Эмпайер, он увидел внизу, в огненном свете заката, знакомые уютные дома, купола и острые кровли старого города. У него закружилась голова с приближением конечной станции, когда за рекой на холме показались высокий купол и зелень садов, испещренная яркими пятнами крыш, а далее – высокий шпиль старой баптистской церкви, светящийся розовым отблеском в волшебном вечернем свете на фоне едва распустившейся листвы.
Старый Провиденс! Таинственные силы долгой и непрерывной истории этого места сперва произвели его на свет, а потом заставили оглянуться в прошлое, чтобы познать удивительные, безграничные тайны жизни и смерти. В этом городе было скрыто нечто чудесное и пугающее, и все долгие годы прилежных изысканий, все странствия явились лишь подготовкой к возвращению и долгожданной встрече с Неведомым. Такси провезло его мимо почтовой площади и старого рынка к месту, где начиналась бухта, а затем вверх по крутому извилистому подъему, к северу от которого засверкали в закатном зареве ионические колонны и огромный купол церкви «Христианской науки». Вот показались уютные старые имения, знакомые ему с детских лет, и причудливо выложенные кирпичом тротуары, по которым он ходил еще совсем маленьким. И наконец он увидел справа белые стены старой фермы, а слева – классический портик и фасад большого кирпичного дома, где он родился. Так, с наступлением сумерек, Чарльз Декстер Вард вернулся в отчий дом.
Психиатры менее консервативной школы, нежели та, к которой принадлежит доктор Лайман, связывают начало подлинного безумия Варда с его путешествием по Европе. Допуская, что Вард был совершенно здоров, когда покинул Америку, они полагают, что возвратился он уже пораженным болезнью. Однако доктор Виллет не согласен и с этим утверждением. Что-то произошло позже, упрямо твердит доктор, приписывая известные странности юноши в данный период тому, что за границей он приучился совершать определенные ритуалы, безусловно необычные, но ни в коем случае не говорящие о психических отклонениях. Чарльз Вард, значительно возмужавший и окрепший, был на первый взгляд совершенно нормальным, а при общении с Виллетом проявил самообладание и уравновешенность, которые ни один безумный – даже при скрытой форме душевной болезни – не смог бы демонстрировать в течение долгого времени, как бы он ни желал притвориться здоровым. На мысль о безумии наводили лишь звуки, которые в разное время суток можно было услышать из лаборатории Чарльза, помещавшейся на чердаке. Это были монотонные заклинания, напевы и громкая декламация в необычных ритмах. И хотя все это произносилось голосом самого Варда, в характере звуков, интонациях и словах было нечто такое, отчего у невольного слушателя кровь стыла в жилах. Было замечено, что черный кот Ниг, всеми любимый и уважаемый обитатель их дома, шипел и испуганно выгибал спину, услышав определенные сочетания звуков.