Информация, которую мы смогли собрать о нашей собственной солнечной системе, позволяет предположить, что в окрестностях нашего солнца наша планета является единственным местом, где существует жизнь. Возможно, что другие солнца, и даже тысячи или десятки тысяч других солнц, вообще не поддерживают существование жизни на планетах, которые вращаются вокруг них. Но, если помнить о мириадах солнц в нашей галактике и множестве мириад звёзд во Вселенной, невозможно поверить, что случайности, подобные тем, что выпали на долю Земли, не имели места на многих других планетах.
Однако, как только эти чудесные возможности реализуются, предварительные условия для зарождения жизни оказываются скорее минимальными: это элемент, способный образовывать самовоспроизводящиеся цепочки, — например, углерод, и другой элемент, способный поддерживать горение, — например, кислород. Совместно с водородом и азотом они образуют матрицу, которая может объединяться с другими элементами и создавать все разнообразные, сложные и удивительные формы жизни на Земле — от амёб и бактерий до растений, пауков, рыб и человека.
Какое обличье может принять жизнь в других мирах? Породила ли она разумных существ, и если да, то какого рода варианты разума возникли в ходе эволюции? Возник ли у других видов жизни разум высокого уровня, способный развивать технологии, и если да, то какие технологии возникли в силу их особого способа бытия? Если эти существа есть в природе, то сможем ли мы когда-нибудь общаться с ними каким-то осмысленным образом?
Несомненно лишь одно: у нас нет оснований предполагать, что эволюционные силы на других планетах приведут к появлению форм или типов разума, которые будут похожи на известные нам, даже если исходные материалы должны быть схожими. Какие бы случайные факторы ни складывались, чтобы породить жизнь в одной из её форм, высокоразвитую её форму порождает сочетание бесконечно большего их количества.
Генетическое наследование — это только начало. Двое потомков одних и тех же родителей, случайно родившиеся в разных условиях, в конечном итоге дадут потомков, настолько сильно отличающихся друг от друга, что через множество поколений вряд ли будет возможно понять, что у предков каждой из линий были одни и те же родители.
Изменчивые условия среды обитания, вероятность наличия партнёров, естественный отбор и половой отбор среди потомства — все эти факторы будут сочетаться и перекомпоновываться, порождая таких разнообразных представителей одного и того же вида, как пигмеи, ватусси, шведы, китайцы или меланезийцы, и в конце концов разделяясь на виды — почти так же, как человек, человекообразные и низшие обезьяны отделились независимо друг от друга от общего предка.
Наша собственная Земля — это иллюстрация почти невероятного количества форм жизни, которые могли произойти от одноклеточных организмов, когда-то бывших триумфом эволюции на нашей планете. Все виды, и ныне вымершие, и все те, что пока ещё процветают, представляют собой лишь часть от общего числа возможностей, потому что кто знает, сколько новых видов ещё появится на свет?
Предположим, что нашим далёким предкам не приходилось защищаться от одних диких животных и преследовать других ради пищи, и они попадали в такие обстоятельства, когда обоняние было важнее, чем зрение или слух. В таком случае к настоящему времени у нас должно было бы значительно обостриться обоняние. Все наши умственные способности, знания и представления об окружающем мире основывались бы главным образом на этом восприятии. К настоящему времени наше зрение было бы чуть менее острым.
Как мы можем получить хотя бы отдалённое представление о том, с какими существами мы можем когда-нибудь столкнуться в ходе межпланетных и межгалактических исследований? Несомненно, самым логичным способом было бы попытаться представить себе, каким мог бы быть результат стечения каких-то иных случайных обстоятельств, которые могли бы привести к появлению иных комбинаций тех чувств и умственных способностей, что существуют прямо здесь, на нашей собственной Земле.
Мы редко задумываемся о том, сколько миров существует внутри нашего собственного. Под влиянием нашего субъективного восприятия мы считаем, что знаем это, но для каждого из бесчисленных видов животных наш мир — это совершенно иное место. Каждый вид воспринимает его по-своему, видит то, чего не видим мы, и не знает того, что для нас является очевидным. Если бы они смогли описать его нам, они представили бы его в настолько ином свете, что нам было бы трудно признать в нём нашу собственную планету. Если бы мы воспринимали её посредством их чувств, то её облик превзошёл бы самые смелые фантазии научной фантастики.