Те из них, что мы впервые смогли увидеть, были изготовлены путём нанесения этих зёрен на впитывающие поверхности, изготовленные из подходящего растительного материала, напоминающего нашу бумагу. Позже мы увидели другие виды материалов, изготовленных из кожи и химических соединений, которые были аналогичны нашим пергаменту и фотоплёнке. Они никогда не наносили свои ароматические зёрна на камень, как наши первые писцы, вырезавшие свои воспринимаемые зрительно послания резцом, но некоторые из их предшественников нашли способ использовать утрамбованный песок и глину до того, как в дальнейшем додумались до изготовления более удобных материалов.
Так они придумали способы закрепления своих обонятельных сообщений на подобного рода поверхностях, как мы нашли способы закрепления визуально воспринимаемых сообщений на печатных страницах. В итоге, когда мы попали в одну из их библиотек, мы поняли, что это за место, по стопкам листов, свитков и рулонов их сочинений, которые хранились в изолирующем материале, разделяющем и сохраняющем их. Несмотря на то, что их содержание было неощутимо для нас, за гранью нашего понимания всей этой путаницы с неощутимыми для нас запахами, уже тогда мы знали, что они являются очень близкими аналогами наших книг. По мере развития технологий они также открыли способы преобразования своих обонятельных записей в магнитные сигналы, которые было легче сохранять.
По сути, наш собственный визуальный мир прямых и кривых линий абстрагируется в нашей письменности посредством произвольного использования однородных прямых и кривых линий для обозначения звуков. Таким способом мы передаем речь визуально. Ольфаксы использовали запахи таким же образом, отождествляя определённые основные элементы запаха с определёнными звуками или словами, и таким способом создали систему обонятельных идеограмм, которая служила им так же успешно, как нам служат написанные слова. Наборщик у ольфаксов набирает в пузырьки стандартные пахучие химические соединения и вручную или механически размещает их на странице, равно как наш наборщик выбирает буквы из шрифта и упорядочивает их в соответствии с нашим письменным кодом.
Таким путём мы, в конце концов, смогли начать понимать слова друг друга. Они использовали свои магнитные катушки для перевода их в визуальные сигналы для нас, а затем обратно в обонятельные сигналы для себя. Так мы получали визуальный код, отдалённо сходный со спектрограммой голоса, а они с помощью тех же магнитных катушек получали свои пахучие иероглифы.
Сначала мы заметили, что они намеренно обнюхивают предметы, прежде чем произнести какое-то слово, а затем поняли, что это их эквивалент указания пальцем, которое представляет собой визуальный сигнал. Со временем они поняли, на что мы указываем, и мы начали учить друг у друга слова, обозначающие предметы, а затем осваивать практическое знание наших языков.
Сложность их синтаксиса оказалась большим препятствием для нас, а нашего — для них. Их представления о прошлом, настоящем и будущем отличались от наших коренным образом. Из-за продолжительного характера их преобладающего чувственного восприятия многое из того, что мы сочли бы конечным или прошедшим, было включено и в их язык, и в их представления о настоящем, и изменило их.
Также поначалу возникали трудности с совершенно случайными замечаниями. Их мысли о том, что важно, а что вполне обыденно, сильно отличаются от наших. Однажды один из них оставил комментарий в отношении совершенно ничем не примечательного для нас листа, и нам потребовалось много времени, чтобы понять, что ольфакс метафорически намекает на его необычный запах (кстати, незаметный для нас). В другой раз один из нас сказал, какое эстетическое удовольствие доставляет нам абсолютная функциональность дизайна их интерьера, и это была мысль, которую мы сумели донести до них лишь совместными усилиями.
Их архитектура, как интерьеров, так и самих зданий, произвела на нас сильнейшее впечатление. В ней не было ни шпилей, ни минаретов, ни куполов, ни внешних или внутренних украшений вроде скульптуры, живописи, мозаики, гобеленов, фресок, сверкающих люстр или серебряных канделябров, богато украшенных изделий из кованого железа, эмалей, тканей с богатой фактурой или расцветкой, искусно выполненных безделушек и всего того, что появляется в нашей повседневной жизни, в домах и общественных местах, и служит для того, чтобы радовать наш взор. С другой стороны, в домах, которые они в соответствии с собственными представлениями считали роскошными, хотя и строго функциональными по дизайну, стены были сделаны из ароматических пород дерева, похожих на наш кедр или сандал, но гораздо большего количества сортов, и обработанных так, чтобы их запахи были практически вечными.