Уже засыпая, подумала о том, что не спросила, как долго я была с Тэкери. Макс не смог бы ответить, даже если бы я сказала ему дату, когда сдалась этому психу. У горгулий не было календарей, они не следили за временем, как люди. Мне пришлось бы спросить своих друзей.
Друзья. У меня были друзья, которые ждали меня, беспокоились обо мне. Искали ли они меня? Конечно, да. Человек с черными волосами не отказался бы от поисков, пока знал, что я жива. Я не сомневалась в этом. Уверена в его любви ко мне. Он сделал бы все, чтобы найти меня.
Вайят.
У меня перехватило дыхание, и Макс повернул голову. — С тобой все в порядке?
— Все отлично, — крикнула я, чтобы меня услышали сквозь рев ветра.
С одним этим именем вернулись десятки других, и моя память полностью восстановилась. Вайят. Финеас. Кисмет. Тибальт. Майло. Феликс. Бэйлор. Амалия. Руфус. Бастиан. Каждое встало на свое место, как идеально вырезанный кусочек головоломки, воссоздав картину моей жизни.
Мое сердце болело за Вайята. За то, что я оставила его позади. За то, как сильно я любила его и хотела, чтобы он держал меня в своих объятиях, пока боль не пройдет. Я вспомнила номер его мобильного и так отчаянно пожелала найти телефон, что мое тело задрожало. Хотелось просто услышать его голос и позволить ему услышать мой. Развеять его страхи.
— Мы над городом, — сказал Макс.
Я рискнула открыть один глаз и увидела высотки и сверкающие здания Верхнего города, проплывающие под нами. Свет фар, уличных указателей и рекламных щитов предприятий отражался от земли, озаряя небо эффектными бликами. Вдали показался шпиль библиотеки на Четвертой улице, и три горгульи спикировали вниз. Они приземлились на крыше библиотеки, узкой полоске гравия, которая окружала пустое здание, в котором Макс когда-то гнездился.
Знакомое место согрело мою душу. Макс прополз по проходу, который вел внутрь. От жары внутри у меня покраснели щеки. Горгулья уложил меня в углу и откинул одеяла. Слезы подступали к глазам, но я не позволила им пролиться. Я свернулась калачиком на боку, мне было неудобно на каменном полу, вокруг меня стоял влажный летний воздух.
Но я была дома. Я поискала Разрыв и почувствовала внезапную электрическую искру своего дара. Его энергия затопила мой разум, покалывая в самой сердцевине. Он обволакивал меня, как теплый старый свитер, который когда-то принадлежал мне и который я любила. Я уютно устроилась в нем и позволила ему унести меня в бессознательное состояние, на этот раз уверенная, что проснусь, чувствуя себя лучше.
Дневной свет проникал через туннель, ведущий наружу, усиливая удушающую жару внутри помещения. Я потянулась и перекатилась на спину, уставшие мышцы протестовали против любого движения. Моя левая рука все еще болела от постоянного зуда дара исцеления. Голова раскалывалась от истощения, жары и нехватки еды и воды. Все остальное, казалось, зажило.
Я села. Макс забился в угол, подальше от солнечного света, сложив крылья над лицом. Он спал весь день. Его товарищи ушли. Полагаю, они были всего лишь нашими телохранителями. Я начала вставать, затем передумала. Я все еще в том же хлопчатобумажном халате, в который меня одел Тэкери. Он был испачкан кровью и рвотой и порван в нескромных местах, и завязывался сзади.
Мне ужасно хотелось чего-нибудь попить. Еще я хотела чизбургер и картошку фри с кетчупом и луком, но от мысли о еде у меня скрутило желудок. Те коктейли со вкусом лимона долгое время были моей единственной едой, и если я раньше не ненавидела лимоны, то сейчас…
Макс пошевелился, откинул крыло назад и поднял голову, глядя прямо в проход. Я проследила за его взглядом. Две тени двигались в свете, затем к нам приблизились шаркающие шаги. Я отодвинулась ближе к стене, натягивая одно из одеял вокруг талии. В комнату вошли две знакомые фигуры.
— Святое дерьмо, ты действительно жива, — сказала Джина Кисмет, широко распахнув глаза.
Майло Гант первым шагнул ко мне, тепло улыбаясь, его глаза сверкали. Он присел на корточки, и на краткий миг я запаниковала. Затем обняла его за плечи, вне себя от радости просто почувствовать утешительные объятия другого человеческого существа. Друга. Он прижал меня к себе. Я не осознавала, что начала плакать, пока он не откинулся назад и не вытер слезинку с моей щеки.
— Сколько жизней у тебя осталось на данный момент? — спросил он. — Шесть?
— Скорее четыре, — ответила я. Во рту пересохло, но теперь у меня не было ощущения, что я глотаю бритвенные лезвия.