Открывались очередные двери, появлялись другие пассажиры: заикающийся Кистей, Абель с Алитеей в поспешно наброшенных накидках, Порте с Антоном, потом два других вавилонянина и Шулима. Одни только Вукаций, Магдалена Леезе и семейство Треттов не заинтересовались причинами ночного шума.
В этой толкотне, когда все пропихивались поближе к источнику замешательства, достаточно было бы одно резкого рывка аэростата, чтобы кто-нибудь выпал через разрез, самого Иеронима уже несколько раз подталкивали к нему, балкон был очень узкий.
— Что случилось?
— Кто кричал?
— Не были бы вы столь любезны не наступать мне на ноги!
— Может кто-нибудь сказать…
— Эстлос! С тобой все в порядке?
— Может господин Зайдар…
— Кто-то разрезал, вы же сами видите.
— Он истекает кровью.
— М-мнне кккажжжется, чттто эттто…
— Но кто кричал?
Шесть голосов, два языка, полный масштаб эмоций — от истерии до иронии. Господин Бербелек ожидал, когда появится капитан Вавзар, чтобы навести порядок. Но араб все не шел, вместо него появились два доулоса, которые в замешательстве остановились сзади, не зная, что делать. Впрочем, Иероним был здесь самым низким, он не мог заметить за головами собравшихся, кто прибежал еще. Вцепившись одной рукой в сетку, второй он отталкивал наклонившегося над разрезом Урча.
Ненадолго он перехватил взгляд Порте. Слуга указывал на его голову:
— Кровь, эстлос.
Господин Бербелек протянул коснулся лба, в этот самый момент «Эль-Хавиджа» слегка наклонилась, вавилонский гвардеец навалился на него всем своим весом. Иероним отпихнул его, ударив локтем под ребра.
— Молчать! — рявкнул он. — Все! Вернитесь в каюты! Остается Зайдар. Вы! За капитаном! Срочно!
Все подчинились приказу.
Когда они остались на балконе одни, Иероним склонил перед нимродом голову.
— Посвети. Какая-то рана, я чувствую кровь. Погляди.
— Ууу, рана довольно глубокая, даже, вроде, видна кость. Затупленное лезвие. Это он?
— Что? Кто?
— Когда убегал.
Они оба глянули на разрезанную сетку. Пан Бербелек перехватил пальцами одну из веревок.
— Ликот, — удивленно буркнул он.
Ликотовые деревья когда-то были выморфированы из дуба и кедра в столетних садах самого знаменитого из текнитесов флоры, Филиппы из Галлии; их ценили по причине неимоверной прочности и легкости волокон. Ликот часто применяли вместо твердых металлов, когда весьма важным критерием выбора материала становился его вес — чтобы далеко не ходить, гнездо воздушной свиньи на три четверти было сделано из ликота. Следовательно, ликотовую сетку было практически невозможно перерезать: не было столь острых ножей и столь сильных людей.
Пан Бербелек задумчиво прикоснулся к ране на виске и поднял взгляд на нимрода.
Ихмет заморгал, дернул себя за бороду.
— Это не я, — прошептал он. — Это не я.
Только это он и успел сказать, потому что уже прибежал капитан Вавзар вместе с тремя доулосами и сонным демиургом метео.
— Прикажи невольникам проверить всех пассажиров и членов экипажа, — заявил арабу пан Бербелек еще перед тем, как тот успел открыть рот. — Пускай расспросят, где и кто находился, когда услышал крик, а так же, кто это может подтвердить. Пришли людей как-нибудь залатать эту дыру, у нас на борту дети. И пришли мне в каюту чистые бинты, я иду умыться. Доулосы отчитаются моему слуге. Ты спал?
— Да.
— Понятно.
Пан Бербелек вернулся к себе в каюту, шипя на каждом шагу. Впоследствии он пригляделся к ногтю большого пальца на левой ноге: тот был черным от крови. С обмытой и забинтованной головой, Иероним исследовал фрагмент рамы, о которую он ударился (там остался размазанный багровый след). Никаких острых краев, выстающих гвоздей — гладко отесанное дерево.
Порте повторил сообщенные доулосами сведения. Пан Бербелек отослал его с ними к капитану. Они вместе вошли в каюту М. Кровать была еще постлана, лампы горели, на столе лежали две книжки, стоял кубок с вином — какая-то его часть расплескалась. Они проверили багаж. Не хватало штанов, в которых пассажирку видели днем, и, по-видимому, одного химата или рубахи, но тут уже никто ничего определенного сказать не мог.