Кожа Фарада, как и у всех александрийцев, обладала цветом темной меди. Но для этого нужно было достаточно долго проживать в короне Навуходоносора.
Портной, старый мидянин, снял мерку лично, жестом руки отогнав работников. Пан Бербелек заказал несколько комплектов одежды, а один купил уже готовый, сшитый для кого-то другого, но: — Он может и подождать, — заявил на это мидянин, выдувая губы. Белое на белом: свободные, хлопчатобумажные шальвары, такая же свободная кируффа из хлопка и шелка, с синим узором на рукавах. Кируффа была изысканной версией бурнуса, с полами, доходящими до земли, и большим капюшоном. Ее можно было застегнуть, хотя днем все ходили в расстегнутых. В комплект входили еще сандалии, но Иероним остался в своих неврских мягких сапожках. Мидянин обещал доставить одежду еще на этой неделе. Пана Бербелека он проводил до самых ворот, постоянно сгибаясь в поклонах, но тот никаких иллюзий не питал: на самом деле портной кланялся эстле Лотте.
Усевшись в виктику, Иероним спрятал голову в тени капюшона.
Ихмет Зайдар, как и обещал, ожидал на Рынке Мира, под статуей Александра; несмотря на толпу, они нашли его без хлопот. Бросив на Фарада короткий взгляд, нимрод сразу же начал на окском:
— Три вещи. Во-первых, охота. Это и вправду интересная штука, я покажу, что они привозят с юга. Видимо, я действительно не потрачу времени понапрасну, раньше или позже, наверняка бы и сам поехал. Слыхал, что в городе сейчас Даниэль из Орме и старая Люцинда; не знаю, они только собираются туда или уже вернулись. Во-вторых, хороший совет для эстлоса Ньюте: пажуба. Новое зелье. В Золотых Королевствах уже выпирает гашиш. На север идет с ладанными караванами, вскоре перескочит из Европы в Хердон. В-третьих, она. Мы должны решить: здесь, или же несчастный случай во время охоты.
Зайдар тоже отказался от европейской одежды. В покрывающем его с головы до ног черном джульбабе, с бамбуковой тростью в руке он выглядел как один из Пилигримов к Камню. Впрочем, может он и вправду намеревался отправиться к Аль-Кабе. Ведь ранее он открыто и не декларировал своего участия в охоте вместе с эстле Амитасе.
Перс вскочил в повозку и, усевшись слева от пана Бербелека, хлопнул виктикариев бамбуковой тростью по спинам и крикнул что-то на пахлави. Они тронулись, сворачивая в Белеуцкий Тракт, на юг. Солнце тут же ударило им в глаза. Иероним натянул капюшон поглубже.
— Насколько слышу, — ответил он тоже по-окски, — в данный момент все раскручивается самостоятельно. В город прибывают нимроды, все более знаменитые, искушаемые слухами про охоту на бестии, которых не видел свет; они направляются на юг, к ним присоединяются скучающие аристократы, хорошо оплачивая свое участие, ведь где они еще так прекрасно поохотятся, как не в антосе столь великих охотников? Так что, сезон за сезоном идут экспедиция за экспедицией, их здесь называют «джурдже». Так что уже нельзя не принять участие хотя бы раз, это уже светские мероприятия, охватившие весь город, да что там — страну, уже появляются первые песни и драмы. Все они прекрасно знают, что это форма, но желают ей поддаться. Так ты едешь? Только заяви, что отправляешься, и у тебя тут же будет куча желающих.
— А ты, эстлос? Не отправляешься? А, ну да, если ты достанешь ее здесь…
Разве говорят так о собственных жертвах? — подумал Иероним. Стоя с дымящимся кераунетом над окровавленными останками — «Я ее достал».
— А почему сам этого не сделаешь, — буркнул он, — раз для тебя это столь важно?
Нимрод направил синий взгляд на пана Бербелека. Впрочем, видел ли он его лицо вообще, в тени этого капюшона? Бамбуковая трость постукивала о борт виктики.
— А ты этого желаешь, эстлос?
Пан Бербелек не отвел взгляда, так что перс, в конце концов, опустил глаза.
— Она моя, — заявил пан Бербелек.
— Небо слышало, земля слышала, — покорно согласился нимрод.
Пан Бербелек посчитал удары сердца. Двадцать четыре, двадцать пять, нормально. Раз уж он сам уселся на руке, то почему бы и не приручить этого ястреба?
— А теперь скажи то, чего ты не сказал.
Ихмет всматривался в кончик трости, подскакивающий в ритм вращения высоких колес виктики.
— Арджер, восемьдесят первый, Рука Тора. У тебя была всего одна сотня. Я не видел их уже кучу лет, но это вовсе не значит, что мне наплевать на их судьбу, ты, эстлос, должен это понять. Брат, вся его семья. Они бы не выжили. Ты вывел всех жителей, до последнего; а ведь не должен был бы, корабли пошли на дно, Балтика принадлежала Тору. Ты спас всех. И раз теперь Чернокнижник желает тебя достать… Как могу я стоять в стороне? Эстлос.