Анеис Панатакис был всем известным налоговым мошенником. Уже трижды ему обрубали правый большой палец за преступления против Казны. Его имя сделалось для эгипетских таможенников синонимом обмана и нечестности. На него работало семь бухгалтеров; седьмой занимался ведением исключительно реестра взяток. У Панатакиса было две жены, шестеро сыновей и восемь дочерей. Три сына и одна дочка уже были в могиле. Самый старший сын помогал отцу вести дело; самый младший сбежал в Хердон; Исман, любимчик Анеиса, ожидал в александрийской тюрьме казни за пиратство. Что касается дочерей — две вышли замуж за таможенников, две зарабатывали себе на жизнь в качестве гетер. Кроме того, у Панатакиса имелось шестнадцать внуков. В правом кармане своего джульбаба он носил список с их описаниями и именами — как сам утверждал, на такие мелочи у него не хватало памяти. Точно так же он объяснялся и во время процесса двух наемников, которые пытались его убить, напав темной ночью — ему никак не удавалось вспомнить их лица. Через неделю из Нила выловили остатки их одежды, серьезно потасканные крокодилами. А вообще-то, Анеис Панатакис был александрийским фактором компании Ньюте, Икита те Бербелек.
Пан Бербелек обнаружил его на задах принадлежавших Панатакису складов. Тот угостил его кахвой, пикваями, финиками, трижды пригласил к себе домой, раз шесть покаялся за то, что столь паршивые условия, в которых вынужден принимать столь замечательного гостя, еще больше раз проклял собственную бедность, жадных таможенников, Гипатию и Навуходоносора, воззвал к помощи всех богов (даже здесь у него имелись маленькие алтари Манат, Кристоса и Меркурия), повздыхал по старым, добрым временам, накричал на невольника, который не вовремя пришел с каким-то сообщением — и только лишь потом позволил пану Бербелеку представить свое дело.
— Мммммм, — задумчиво сосал он потом чубук своей трубки, — то есть ты, эстлос, попросту желаешь узнать о ней все, что только возможно.
— Так.
— И, насколько понимаю, это не просьба эстлоса Ньюте.
— Я передал тебе письма от него.
— Таак. Высшая аристократия. У племянницы Гипатии. Ммммм… Может, еще кахвы?
— Нет, благодарю.
— Так или иначе, но я подошлю к вам человека по вопросам переговоров с Африканской Компанией, эстлос.
На улицах царила жара, солнце выжигало последние пятна тени из щелей между камнями мостовой, из-под навесов лавок и пивных. Возле виктики пана Бербелека ожидал Фарад, сын сенешала дома эстле Лотты, который служил Иерониму в качестве проводника по городу. Увидав пана Бербелека, он прервал громкий спор с каким-то перекупщиком, поклонился и помог эстлосу войти в повозку; только лишь после этого он уселся сам, сохраняя соответственную дистанцию. На Фараде была надета лишь коротенькая юбочка и сандалии, и Иероним, который, выйдя из тени, тут же покрылся потом, окинул его строгим взглядом.
— Куда теперь, эстлос? — спросил юноша.
— Портной, хороший и скорый.
— О, это не проблема, эстле Лотте пользуется услугами самого лучшего, впрочем, он еще сегодня должен будет прийти во дворец, чтобы снять мерку с эстле Лятек.
— Кого?
— Эстле Алитеи.
— Ах, ну да. А далеко до его мастерской? До полудня еще куча времени. Я должен переодеться в что-нибудь, ммм, не-воденбургское.
Кожа Фарада, как и у всех александрийцев, обладала цветом темной меди. Но для этого нужно было достаточно долго проживать в короне Навуходоносора.
Портной, старый мидянин, снял мерку лично, жестом руки отогнав работников. Пан Бербелек заказал несколько комплектов одежды, а один купил уже готовый, сшитый для кого-то другого, но: — Он может и подождать, — заявил на это мидянин, выдувая губы. Белое на белом: свободные, хлопчатобумажные шальвары, такая же свободная кируффа из хлопка и шелка, с синим узором на рукавах. Кируффа была изысканной версией бурнуса, с полами, доходящими до земли, и большим капюшоном. Ее можно было застегнуть, хотя днем все ходили в расстегнутых. В комплект входили еще сандалии, но Иероним остался в своих неврских мягких сапожках. Мидянин обещал доставить одежду еще на этой неделе. Пана Бербелека он проводил до самых ворот, постоянно сгибаясь в поклонах, но тот никаких иллюзий не питал: на самом деле портной кланялся эстле Лотте.
Усевшись в виктику, Иероним спрятал голову в тени капюшона.
Ихмет Зайдар, как и обещал, ожидал на Рынке Мира, под статуей Александра; несмотря на толпу, они нашли его без хлопот. Бросив на Фарада короткий взгляд, нимрод сразу же начал на окском: