Лилиана перевернула предмет выпуклой стороной вверх и придавила обмотанной ступней.
Третья камера открылась. Времени совсем мало…
Треск, возвестивший об успешном завершении первого этапа плана, прозвучал громом в абсолютной тишине, потому что и ветер перестал протяжно свистеть у решетчатого окошка.
Вторая камера отворила свои двери обладателю ключей.
Лилиана напряглась и совершила последнее усилие, лопнули почти все оставшиеся волокна. Пальцы не смогли удержать вставшую вертикально ручку. Девушка, выпустив предмет приложения сил, пошатнулась и потеряла равновесие. Она попыталась выпрямиться и встать прямо, однако, вместо этого словно пружина налетела на стену. Не издала вопль боли она только потому, что удар ее оглушил.
Ключ вошел в замочную скважину ее камеры.
Перед глазами плыли темные круги, в полутьме это все равно, что стать слепым. Она на ощупь нашла маленький черенок, он валялся на прежнем месте, а вот другой части нигде не было. Девушка быстро сгребла миску, выплескав остатки еды, вложила ручку, прикрыла обглоданным хлебцем и поставила у двери.
Она едва успела плюхнуться на тюфяк и заставить свою грудь вздыматься не учащенно, а размеренно и спокойно. Ей отчаянно не хватало кислорода, легкие сопротивлялись неестественному принуждению.
Лилиана искоса наблюдала за реакцией тюремщика, судорожно вспоминая, не положила ли она черенок тем боком, из которого выдернулась щепа, обнажив светлую сердцевину.
Позже волшебница благодарила случай за то, что повернула голову вправо, ведь вся та сторона лба покрылась темно зелеными разводами от плесени, которые остались после того, как она впечаталась в стену и соскользнула по ней до самого пола.
Девушка похолодела. Под ногами валялся земляного цвета комок — это потерявшаяся часть ложки, обернувшаяся в слой мха, который в изобилии рос на голом камне. Из-за нее-то чародейка и потеряла равновесие…
Человек у двери непонимающе смотрел на обманную композицию.
Лилиана ощутила влажное тепло, скатывающееся между бровями на правую сторону носа к верхней губе. Ей повезло с каштановыми волосами, будь они светлее, и надзиратель заметил бы на них багровое пятно.
— Ты видно не ценишь мою доброту. — Обманчиво мягко начал он. — Ты знаешь, чего мне стоило добиться для тебя такой хорошей пищи? У других ВРАГОВ таких привилегий нет. Ведь ты же враг! А я в своем мягкосердечии пожелал тебе лучших условий, можно сказать комфорта. И вот, что получил за благодетельство?!
Тюремщик резко наклонился, но не успел он взяться за миску, как девушка промолвила с покорностью в голосе:
— Я не смогла перекусить хлеб, он слишком тверд для меня. Не могли бы Вы принести мне хотя бы краешек свежеиспеченного. Я была бы вам весьма признательна.
Он некоторое время молчал, застыв в поклоне.
— Я уж думал, в Республике не учат вежливости, и страна эта населена варварами без рода без племени. Вы же своим благоразумием убеждаете меня в обратном, продолжайте в том же духе и возможно я похлопочу за вас еще разок. Хотя не знаю, послушаются ли меня на этот раз…
— Пожалуйста. — Взмолилась Лилиана, а в ее душе зародилось новое чувство к этому человеку — ненависть. Ненависть и страх — две составляющей взрывоопасной смеси…
— Ну раз ты так просишь… Но ты должна быть поистине благодарна за мою неоценимую услугу, — тюремщик неприкрыто скалился, однако ответа на последнюю свою реплику не стал дожидаться, а предсказуемо бережно поднял миску, вышел и затворил за собой дверь. Все это время он не спускал глаз с девушки.
Только его шаги стихли где-то справа от двери, Лилиана ринулась к вожделенному предмету, позабыв даже о ране, пока кровь не просочилась между губами и не оставила на языке солоноватый привкус металла.
«У меня получилось! Получилось!» — ликовала беззвучно волшебница, запрятывая в складки одеяний свою надежду.
Больше всего она опасалась обнаружения своей хитрости, а потому сидела как мышка под бдительным взором кота, не смея даже пошевелиться, чтобы не отпугнуть удачу.
Шли минуты, они складывались в часы, а никаких последствий, которые рисовала Лилиана в своем воображении, так и не наступило. В камере посветлело, так всегда происходило незадолго перед закатом. Скорее всего, это одна из многочисленных снежных шапок своим отраженным сверканием украшала в серебристые тона потолок. Спустя полчаса камеру окутал мрак, который не развеется до рассвета.
Девушка сложила ладони вместе и зажала их ногами, внутреннюю сторону бедер тут же защипало от холода. На мгновение ей показалось, что заклинание в браслетах ослабевает и пальцы нагреваются, но это был всего лишь самообман, фантомное ощущение.
Волшебница не стирала кровь до тех пор, пока она не засохла и только затем, без риска измазать все лицо, облущила образовавшуюся корку. Из волос не получилось достать запекшуюся кровь, Лилиана попробовала разок, но рана вновь начала сочится.
«Только бы никакая зараза не попала… — Чародейку не на шутку перепугала вероятность заражения какой-нибудь гадостью. — Надо будет промыть, когда с ужином принесут кружку воды.
Лилиана вынула деревяшку, с таким трудом и уроном для здоровья доставшеюся ей. Плетения на ней не разрушат звуковые колебания, как на двери.
Положила обломок рядом с собой, посмотрела напоследок и прикрыла веки. В первые секунды как всегда ничего нельзя было разглядеть, но вот послышались неясные шумы, стали различимы сапфировые контуры камеры — это энергия Астрала бурлит и извивается в немыслимых завихрениях, только призвала ее не Лилиана, а растения ее окружающие. Любое живое существо, будь то дерево, птица или человек для поддержания жизни использует эту энергию, только не все способны управлять ею по собственному усмотрению. А вот часть ложки уже не светилась, она превратилась в мертвую материю. Единственным способом сделать предмет видимым для внутреннего зрения мага является напитка его силой, к чему и приступила девушка. Она не видела свой поток энергии, никто из магов не сможет увидеть цвет своего волшебства, однако ей говорили — у нее темно-красный, цвета вина долгой выдержки.
То, что сейчас делала чародейка, называется волной сырой силы, однако она не является уже «сырой» — изначальной. Энергии Астрала в чистом виде попросту не существует, вся она уже пропущена через души людей, эльфов, гномов, наверное, тоже и магических животных.
Лилиана выбросила отвлекающие мысли из головы и сосредоточилась на неспешно тающем мертвенно бледном угольке. Теперь можно было различить его структуру. Весь мир для нее сузился в маленький предмет, все что вне его границ казалось вымышленным, будто реальная жизнь именно здесь и сейчас, а все остальное бредовый сон.
Она воображаемым пером начала выводить первые нити, ведь их еще предстояло создать. Раньше они струились из пальцев, повинуясь любому безмолвному приказу, иногда казалось, что магические нити естественное продолжение ее организма.
А теперь? Теперь магические линии так и норовили выйти из-под контроля, окончательно потеряться в воздухе. Действия Лилианы были похожи на игру, в которой нужно выстроить башню из игральных карт. Здание строиться, конструкции выглядят симметричными и правильными, но неловкий взмах или секундное отвлечение и все рушиться, а на полу уже тонким слоем разлеглась сведенная на нет кропотливая работа. Существовало, правда, одно дополнение в этом сравнении — волшебнице после очередного провала приходилось рисовать еще и новую колоду карт…
Дело продвигалось очень медленно. И все же Лилиана смогла выяснить для себя весьма интересный факт — при обычном способе плетения ей никогда бы не удалось добиться таких малых размеров внутренней спирали заклинания молнии.
Чародейка мысленно обследовала скромный результат непомерных усилий. Девушка была словно выжатый лимон, даже думала она устало, постоянно уделяя внимание маловажным деталям.
«Ты слышишь меня?» — раздался в голове мужской голос.
Волшебница совсем позабыла о времени. И, уже открывая глаза, знала, кого увидит перед собой. Однако она была в одиночестве, в абсолютной темноте. Только ветер в решетках напоминал о месте, где ей приходится проводить сутки напролет.