— Кто здесь? — Тихо спросила она в пустоту.
Ее мелодичный голос чужеродно прозвучал в подступившей вплотную и даже физически ощутимой мгле. Вопрос потонул в ней без отзвука, словно в бездонную пропасть, словно нет ограждающей ее со всех сторон скалы.
Лилиана вновь сосредоточилась. Все те же темно-синие переливы жизненных сил, она охватывала восприятием все, что находилось в камере, даже растения, находящиеся под ней, потому как собственное тело волшебница не видела по той же причине, по какой ей никогда не увидеть цвет своей магии.
Никого постороннего не было.
— Вы слышите меня? — В момент произнесения каждого слова все вокруг мерцало фиолетовым, и более насыщенным цвет был у левой стены.
Лилиана осмелилась ответить на вопрос, заданный монотонно, будто повторенный уже в сотый раз, что было более всего похоже на правду.
— Я Вас слышу. Мое имя… — она осеклась. — Бриджитт.
Однако вопреки ожиданиям человек в соседней камере никак не прореагировал. Минут через пять он повторил:
«Вы слышите меня?»
Девушка приподнялась на локтях и сразу же на нее тяжким грузом навалилась усталость, каждая клеточка ее тела, каждый нерв ныл, будто после дневного перехода в рейде. Пропустив огромный для себя объем энергии, волшебница истощилась физически, а потратив несколько часов за рутинным занятием еще и морально.
И все же она нашла в себе силы встать, подойти к перегородке, отделяющей ее от незнакомца, разделившего судьбу пленника, и постучать костяшками онемевших пальцев по отсыревшей поверхности камня.
В коридоре раздались шаги. Лилиана ногой во тьме спешно отыскала тюфяк и плюхнулась в его объятья, как в глубокое удобное, а самое главное не успевшее остыть кресло.
Зазвенели ключи в связке, издала протяжный скрип дверь камеры напротив — шестой камеры, как мысленно называла ее Лилиана: ее первая, далее еще две с этой стороны коридора и три темницы с другой.
Или тюремщик изменил своей привычке, или это был не он. Лилиана выдумала имена двоим мужчинам, время от времени сменяющими друг друга в обязанности приношения еды, а человек, приходивший к ней в обед иного названия не заслужил, кроме как «тюремщик». Он ассоциировался с эталонным образом эдакого садиста с извращенной моралью, которые часто описывались в исторических хрониках стран за Хамани, находящихся во взаимной вражде. Девушка никогда не воспринимала их всерьез, справедливо полагая, что злыми или плохими не могут быть целые народы, негромко посмеивалась в библиотеке над читателями, которые могли поверить в это, однако чем больше издевался над ней тюремщик, тем сильнее она ненавидела фострцев в целом. Теперь она понимала, что в книгах крылся более глубокий смысл, основанный больше на эмоциях автора, на его отношении к событиям, чем на фактах. Лилиане доставляло огромное удовольствие изучать характер писателя, его способ мыслей. При отце церковном служителе ей часто приходилось выполнять то же самое — разбираться в людях, а потом еще и давать советы, от которых зависела чужая судьба. Наверное, в описании исторических событий девушке нравилась не сама история, а ее трактовка в разных источниках, хотя всего с месяц назад она с таким утверждением поспорила бы.
«Какие странные мысли посещают уставшее сознание» — подумала отвлеченно волшебница. Как часто она искала причины действий других, а вот собственные реальные мотивы поведения для нее оказались полной неожиданностью.
Чародейка и не заметила за размышлениями, как очередь дошла до ее камеры. Внутренне напряглась, готовясь к продолжению неприятных монологов тюремщика. По глазам резануло яркое освещение, заставив прищуриться, и девушка не стразу узнала в пришедшем Бородача — мужчину под два метра ростом с ровно подстриженной бородой и широкими усами. По какой-то причине смена надсмотрщика закончилась преждевременно.
Он поставил принесенный ужин на пол, задержался на пару секунд.
— Вы ранены? — Лилиана впервые услышала его грудной звучный голос.
— Нет, все в порядке.
Бородач указал рукой на участок стены чуть выше присевшей девушки, она же туда смотреть не стала.
— На камне остался клок явно ваших волос, а на лице видна кровь.
Лилиана отвернулась, хотя было уже поздно. Как же сейчас не хватало девушке самого обычного зеркальца, ведь тогда бы она стерла все следы, да и вообще…
— Как это произошло? — Требовательно спросил Бородач.
— Я поскользнулась.
Некоторое время он с ног до головы внимательно рассматривал Лилиану, затем взял кружку, выплеснул немного воды на белую тряпицу и шагнул в сторону пленницы.
— Я сама! — Быстро вымолвила девушка, словно не фразу выбросила перед собой, а щит или когти загнанного в угол зверя.
— Я хотел помочь… — смущенно оправдался он, положил на край соломенной постели платочек, кружку поставил рядом и быстро покинул покои узницы.
Через десять минут Бородач вернулся за посудой и обнаружил девушку со светлым умытым лицом, с прилипшей ко лбу челкой, но все в той же позе. Несмотря на внешнюю видимость, Лилиане воды не хватило для промывки волос, они так и остались в немного размоченной крови. До возвращения мужчины она размышляла о возможности восстановления волос на стертом участке головы размером с сорм — серебряную монету.
Некогда белая материя платочка приобрела коричневый оттенок с темно-зеленым пятном — это чародейка в последнюю очередь оттерла свой испачканный и оцарапанный лоб. Его она аккуратно свернула и накрыла кружку. Для Лилианы это стоило немалого терпения — складывать уголок к уголку заиндевелыми пальцами в полной темноте, ориентируясь только на отголоски тактильных ощущений. Она хотела таким образом дать понять о своей признательности за проявленную заботу. Неизвестно, дошло ли зашифрованное послание до Бородача, ведь сказать простое «спасибо» для нее в данной ситуации являлось чем-то неестественным, даже неправильным. Для нее не вызвали целителя, не осмотрели, а просто дали утереться, хотя на фоне тюремщика Бородач был идеалом добродетеля.
Посетитель, кстати, молча подошел к пленнице и взял за руку, будто не замечая, как она пытается отстраниться подальше. Дотронулся до браслетов и артефакты немного припекли кожу внутренней поверхностью — это они вновь полностью зарядились, пополнив утраченную за дни своей работы силу.
«Волшебник!» — Лилиана надеялась, что его возможности все же не превышают возможностей «проводника» по гильдийной классификации магов, иначе Бородач сможет почувствовать тот незначительный расход энергии, который существует у незавершенном ею плетении. Тогда все планы по спасению полетят в Нижние миры.
Но мужчина только виновато взглянул на Лилиану и, забрав то, за чем приходил, быстро покинул камеру.
Девушка нуждалась в отдыхе, а потому отложила выяснение ответов на важные вопросы на день грядущий.
Она провалилась в объятья сна быстро, из-за усталости ночью сновидения ее не посещали.
Еще никогда Лилиане не приходилось так долго заниматься одним заклинанием с таким незначительным результатом. Уже третий день она шаг за шагом, дюйм за дюймом втискивала одно единственное плетение в деревяшку. Оставался последний штрих — записать условия срабатывания и для этого необходимо лишь точно сформулировать свою мысль и вложить ее в отрезок нити между хранилищем энергии и основным плетением, туда же следует поместить некий щуп, сенсор для того, чтобы заклинание узнало о наступлении требуемого условия.
Девушка даже не представляла, сколько деталей она сможет вспомнить из курса основ магии. Конечно, это были не знания специалиста артефактора, но и невеждой она себя уже не чувствовала. Более того, ею овладела гордость за проделанную работу, итогом которой стали мигрени и постоянное чувство голода.
Несмотря на все, эти двое суток выдались для волшебницы самым спокойным временем с момента заточения, ведь тюремщик не проронил ни слова в ее адрес, проявляя лишь некое подобие эмоций, швыряя миску с едой так, что большая часть обеда и ужина оказывалась на полу. Приходилось самой убирать, вернее, стирать соломой из тюфяка внутрь дыры в углу. При всей неприглядности ее места обитания девушка старалась сохранять относительную чистоту, пусть это будет заплесневелым погребом, но не свинарником.