— Какие?
— Есть две основные возможности. Первая. Все начинается с глубокой депрессии, переходящей в истерию или маниакально-депрессивный психоз, на последней стадии возможна шизофрения. Потом — разрушение мозга и смерть. Вторая. Если низший в таком состоянии получает доступ к наркотикам, он быстро становится наркоманом. Смерть наступает примерно через такой же промежуток времени: два-три года. Так что я бы порекомендовал Роману подальше спрятать медикаменты от своих людей.
— И вы это сделали с нами?!
— Андрей, ты меня удивляешь. Можно подумать, что тебе в школе об этом не рассказывали.
— В школе говорили, что это проявление основного закона гармонии.
— Так оно и есть. Просто мы приложили некоторые усилия, чтобы заставить вас подчиняться этому закону.
— Меня бы больше интересовало, как ему не подчиняться, — угрюмо проговорил Андрей.
— Никак. Это свойство вашего организма. Без воды низший может прожить пять-десять дней, без господина — два-три года. Все. Давай закроем этот вопрос.
— Товаби, зачем вы мне об этом рассказали?
— Чтобы ты имел реальное представление о ситуации. Ты ведь не верил в закон гармонии, считал пропагандой, да?
— В какой-то степени.
— Теперь поверил?
Андрей некоторое время молчал. Он поверил. Товаби не стал бы рассказывать ничего, что могло бы вызвать ненависть дери, если бы это не было правдой.
— Да.
— Тогда мы можем продолжить разговор. Ты уже, наверное, понял, что если план Романа удастся и он уничтожит всех Иных, максимум через три года умрут все остальные и он в том числе. Я не хочу допустить гибели этих людей. В них слишком много вложено. Труд селекционеров, хирургов, психологов, преподавателей. Не говоря уже об Иных, каждый из которых так же ценен, как сто homo naturalis.
— Что вы от меня хотите?
— Я хочу передать тебе власть.
— Что?!
— К сожалению, с легкой руки Романа, Иные здесь воспринимаются низшими как враги, и его план вполне может осуществиться. Только ты можешь защитить их. И это спасет всех вас.
— Как?
— Иные уйдут в тень. Ты будешь командовать лагерем. И тогда наш лагерь не будет восприниматься как оплот власти Иных. Такая же республика, как у Романа. Даже лучше, потому что Иные будут слушаться тебя в обмен на защиту. Перевернутая система. Это привлечет к тебе людей.
— Иные будут слушаться меня?
— Я им прикажу.
— Товаби, это не обманет Романа. Все знают, что вы — мой господин.
— Мне осталось жить несколько дней… в лучшем случае.
— Товаби!
— Операция оказалась бесполезной, Андрей. У меня поражены внутренние органы. Скоро из меня начнут расти желтые цветы, как из мертвеца. Кстати, Георг, когда я умру, не забудьте уничтожить тело. Никаких дурацких похорон, поняли?
Георг спокойно кивнул.
— Самое смешное, что при действующей функции биологического контроля с этой напастью можно было бы справиться за час, — господин усмехнулся. — Да и с вашим бунтом тоже. Ну, что, Андрей, ты согласен на мое предложение?
— Значит, у меня не будет господина?
— Нет, я не могу этого допустить. Обязательно будет. Я хочу передать тебя Георгу.
— Тогда это блеф. Вы предлагаете мне роль марионетки.
— Нет. Я предлагаю тебе реальную власть. Но Георг будет тебя контролировать, чтобы ты не слишком увлекался, и оберегать от чрезмерного упоения властью. К тому же я не хочу для лагеря безумного командующего. Но то, что ты станешь дери Георга, должно остаться между вами. И останется. Георг этого не покажет при посторонних. Я хочу, чтобы ты осуществил переход сейчас же. На колени перед Георгом!
— Нет!
— Что?
— Товаби, я должен подумать.
— Хорошо. Сутки на размышление.
Были уже сумерки, когда Андрей вышел из палатки товаби и медленно направился к себе. На ночь были выставлены дополнительные посты. Иные переселились в центр лагеря. У их палаток толпились небольшие группки homo naturalis. Ваби проводили сканирование на сон грядущий.
У кромки леса мелькнула какая-то фигура. Андрея это заинтересовало. Он подошел ближе. Серая куртка homo naturalis. Еще один шпион? Андрей нырнул в лес, почти бесшумно проскользнул в зарослях и возник на дороге у беглеца. Тот остановился как вкопанный.
— Олег? Ты куда?
Олег Алексеев смотрел на него с ненавистью. Куртка теперь была надета, а не накинута на плечо, но рукав ее висел.
— К Роману. Или ты расстреляешь меня так же, как Глеба и Женю?