Последнее, что он почувствовал, были руки Георга, который перевязывал ему рану.
Андрей открыл глаза. Над ним желтела крыша палатки. Рядом сидел Георг.
— Ну, наконец-то! — сказал Иной.
— Я был без сознания?
«Да. Десять дней», — Георг перешел на ментальное общение.
— Десять дней!
«Не вслух, Андрей! Я уже делал тебе замечание. Изволь разговаривать со мной, как с господином».
— Я вырезал свой имплантат. Или мне это только приснилось? Почему я понимаю твои мысли?
Георг вздохнул.
«Я тебе десять раз сказал, что от этого ничего не изменится!»
— А остальные реакции?
«В порядке. Перейди на мысленное общение и почувствуешь удовольствие от послушания».
«Но почему?»
«Почувствовал?»
«Да…»
«Потому что ты не удалил себе имплантат».
«Как?»
«Сейчас Эмиль принесет тебе еду. Поговори с ним. Ему сделали операцию в двенадцать лет. Он все прекрасно помнит».
«Ладно. А как остальные? Что сейчас происходит в лагере?»
«Иные на свободе, естественно. Бывшим сторонникам Романа сделали психокоррекцию и передали господам. Мне пришлось взять себе всех сервентов. Еще четверо homo passionaris на мою голову! Мне и одного много».
«Романа тоже? Почему четверо?»
«Ты правильно посчитал. Мы не сочли возможным сохранить жизнь Роману Завадскому».
«Когда?»
«Десять дней назад».
«Ты хочешь сказать…»
«Да. Когда ты читал карточки, он был уже мертв».
«Где его похоронили?»
«Здесь опасно хоронить, Андрей. Мы просто уничтожили тело».
«Даже так».
«Да, еще погиб Даня Сильвестров. Попытался последовать твоему примеру и вырезать себе имплантат. Мы не смогли его спасти».
«Я тоже был на грани, да?»
«В тебя влили добрую половину нашего лекарственного запаса, хотя ты этого и не заслуживаешь».
«Ну, и сэкономили бы».
«Ты все-таки очень нам помог».
Андрей прикрыл глаза. Да, он им очень помог! Раб, вернувший себе рабство. Да и другим тоже!
«Андрей, не воспринимай это так. То, что ты сделал, действительно очень хорошо. Была восстановлена гармония. Причем с минимальными жертвами. Если бы остался существовать лагерь Романа, смертей было бы гораздо больше. И не только среди Иных. Просто у тебя сейчас болезненное восприятие. Будешь получше себя чувствовать — сделаем психокоррекцию, и к тебе вернется радость жизни и хорошее настроение. Ладно, выздоравливай!»
Ваби на прощание слегка коснулся его плеча и вышел из палатки.
Вошел Эмиль и поставил перед ним тарелку с мясом.
— Местный зверь! — торжественно объявил мальчишка. — Господин говорил, что здесь должны быть крупные животные, чтобы было на что охотиться лиловой твари. Вот, подстрелили. На косулю похоже.
— Хоть есть-то можно?
— Можно-можно. Еще как!
Андрей принялся за еду. Действительно, неплохо, даже вкусно. Эмиль сел напротив него, по-турецки скрестив ноги.
— Ваби просил меня рассказать, как я стал дери, а я даже не знаю, с чего начать.
— Стал дери? Разве ты дери не по рождению?
— Нет. Я из отщепенцев. Я дери только последние шесть лет.
— Восстание отщепенцев шесть лет назад! Помню. На меня тогда напали. Тебя захватили в плен вместе со всеми?
— Нет. Я тот… Понимаешь… С меня все и началось.
— А, ты тот мальчишка, который пришел в полицию просить себе хозяина, — холодно проговорил Андрей. — И на основании сканирования которого нашли всех остальных.
— Я сделал это от отчаяния. Понимаешь, в тот день мой отец убил мою мать.
— Как?
— По пьяни. Он и раньше избивал ее. И меня тоже.
Андрей удивленно посмотрел на него.
— Избивал?!
— Я понимаю, что ты не веришь. Ты же дери по рождению. Ты, наверное, никогда с этим не сталкивался.
— Еще бы! А за что он вас бил?
— А за все. Особенно если я приносил мало денег.
— Ты уже работал? В двенадцать лет?
— Нет. Я воровал, отец — тоже, мама… не знаю. Весь поселок отщепенцев кормился за счет города. Совершали вылазки по два, по три человека.
— Ну, знаешь!
— У меня не было господина, который бы всем меня обеспечил! А на работу нас бы никто не взял. Для этого нужно разрешение господина.
— Ну, и?
— Я вовсе не хотел никого выдавать! Просто уйти оттуда! Еще у нас ходили слухи, что всем дери делают операцию на мозге, которая превращает их в покорных идиотов. Я думал, что если мне вырежут мозги, я все забуду.