– А ты не думаешь, что кто-нибудь из них может попытаться с твоей помощью свергнуть своего противника, а потом, свалив вину за это на тебя, убить тебя или с позором изгнать с планеты? – перебила его Тони.
– Вряд ли их руководители настолько глупы, думая, что подобное сойдет им с рук. Это сразу вызвало бы значительные дипломатические осложнения, да и свою вину в этом случае им все равно скрыть бы не удалось… – Блейз вдруг замолчал, пристально глядя на нее.
Тони ответила ему спокойным взглядом. Они несколько мгновений смотрели друг другу в глаза, потом Блейз тихонько вздохнул.
– Тони, ты молодец. Как же я сам об этом не подумал!
Он вдруг вспомнил, как в детстве переживал период – к счастью, непродолжительный, – когда впервые понял, что окружающие его взрослые гораздо менее восприимчивы и умны, чем он. До этого он считал, что все взрослые похожи на него – только умнее и мудрее благодаря жизненному опыту, – и, обнаружив, что это не так, он был потрясен до глубины души. Вот и сейчас он чуть не проглядел совершенно очевидную опасность только потому, что она была слишком уж очевидна. А Тони сразу подумала об этом.
– Ты абсолютно права, – сказал он. – Конечно же, многие люди не останавливаются перед тем, чтобы сделать какую-нибудь глупость, особенно если не представляют себе возможных последствий. Мне и самому следовало бы сообразить.
Он с благодарностью посмотрел на нее и, нажав кнопку на браслете, связался с трансляционной студией, куда они направлялись.
– Вот еще пример того, насколько ты ценна для меня, – произнес он. – Данно! Ты сейчас в студии? Если да, то скажи, сколько примерно собралось народу?
– Больше, чем мы ожидали, – послышался в ответ голос Данно. – Приблизительные подсчеты показывают, что уже сейчас собралось около семидесяти тысяч человек.
– Хорошо, – сказал Блейз. – Мы подъедем минут через пять или около того. Так что мой выход состоится довольно скоро.
Он дал отбой и повернулся к Генри.
– Пешком я пройду только последние метров двадцать. Все равно все присутствующие будут потом утверждать что видели меня собственными глазами, так что нет смысла долго общаться с народом. Поэтому давайте въедем на поле и будем продолжать двигаться до тех пор, пока толпа не станет слишком плотной.
Примерно через минуту машина уже ехала мимо сначала редких, потом все более часто попадающихся сидящих и стоящих на траве людей. Вскоре машины просто еле ползли.
– Думаю, пора, – проговорил Блейз.
Генри связался с двумя другими машинами и отдал несколько распоряжений сидящим в них Солдатам.
Вскоре они, тесным кольцом окружая Тони, Блейза и Генри, повели их через толпу собравшихся к зданию студии. Блейз поверх голов окружавших их Солдат улыбался и махал восторженно приветствующим его людям, не отвечая, правда, на обращенные к нему вопросы.
Хотя Блейзу и нетрудно было сохранять на лице улыбку, он испытывал какое-то напряжение, чувство незащищенности, будто толпа чем-то угрожала ему. «Да, на людях гораздо тяжелее», – думал он. Неприятное ощущение не отпускало его до тех пор, пока наконец – ему показалось, что эти двадцать метров никогда не кончатся – они не достигли здания студии, не вошли в него и не закрыли за собой дверь. Снаружи остались Солдаты – охранять студию от излишне восторженных почитателей Блейза…
Внутри здания гул толпы был почти не слышен. Помещение оказалось очень тесным и к тому же сплошь заставленным креслами, трансляционной аппаратурой, записывающими устройствами и проекторами, которые должны были создавать его изображение над крышей студии.
Посреди помещения оставался только крошечный пятачок свободного пространства, где для него уже стояло кресло с нацеленными на него передающими камерами.
– Кресло уберите, – распорядился Блейз. – Я предпочитаю говорить стоя. – Он обсудил еще какие-то детали передачи с техниками – членами местной организации Иных – и встал перед камерами: как всегда, в плаще, с высоко поднятой головой, ноги чуть расставлены.
– Начали, – бросил он техникам.
Шум снаружи мгновенно прекратился, и послышались удивленные возгласы собравшихся. Проекторы создали трехмерное изображение Блейза высотой в двадцать метров – гигантскую фигуру, как будто стоящую на крыше здания. Причем казалось, что Блейз смотрит в глаза каждому и говорит исключительно для него.
Он подождал, пока не установится почти полная тишина, и только после этого заговорил:
– Все вы – пионеры и потомки пионеров!
После этой вступительной фразы, прозвучавшей как звук рожка, тишина стала мертвой, и то, что он говорил далее, свободно разносилось над полем.
– В то время как на Старой Земле было множество людей, предпочитавших уют и безопасность материнской планеты приключениям среди звезд, вы или ваши предки отправились в космос и заселили Новые Миры. И как всегда первыми снялись с места самые лучшие. Самые отважные! Полные надежд! Сильнейшие!
Почти три сотни лет ваши предки на Молодых Мирах вели единоборство с не полностью терраформированными планетами, чтобы превратить их в пригодные для жизни миры. И со временем им удалось приручить дикие планеты. Эти люди создали новое общество с единым, ими же созданные языком – бейсиком. Языком, который на Старой Земле признают только формально и лишь немногие свободно владеют им даже сейчас. Но для вас этот язык стал родным.
Вы – наследники дела своих предков. И подобно им, вы все еще боретесь с враждебной средой, чтобы подчинить ее себе, чтобы получить возможность использовать ее, заставить ее служить вам и создать мир, который с гордостью можно было бы назвать домом. Согласитесь, разве не так?!
После этих слов по рядам слушателей прокатился ропот, превратившийся в гул, и снова все стихло. Блейз и в этот раз дождался, пока наступит полная тишина.
– Теперь вы стоите на унаследованной от предков земле, в которую вложена частица и вашего труда, – продолжал он. – Но скажите, разве удовлетворены вы тем, что получили за трехсотлетний труд? Довольны вы тем, что имеете?
По толпе снова прокатился ропот, на этот раз гораздо более громкий, и снова Блейз терпеливо ждал, пока он затихнет.
– Если недовольны, то давайте спросим себя, кого же в этом винить…
Он знал, что уже завладел их вниманием, и продолжал говорить.
Именно Старая Земля, убеждал слушателей Блейз, была повинна в том, что они не имели возможности развиваться в полной мере. Это явствовало из попыток материнского мира сначала овладеть непосредственным контролем над Молодыми Мирами, а затем – когда из этого ничего не вышло – руководить ими и контролировать их опосредованно.
В этом ее поощряли – вольно и невольно – дорсайцы, экзоты и даже определенные слои обществ других Молодых Миров. На протяжении же последних ста лет усилия Старой Земли направлялись в основном Абсолютной Энциклопедией. Препятствуя их развитию как самостоятельных миров, она не давала развиваться и их обитателям, поскольку, став полноценными личностями, они сразу поняли бы, какими узами опутала их Старая Земля, и постарались бы навсегда избавиться от ее гнета. Поэтому люди на Молодых Мирах должны ясно представлять себе ситуацию и учиться трезво ее оценивать. А для этого прежде всего следовало объективно оценить самих себя.
В следующих своих лекциях здесь, на Новой Земле, Блейз намеревался рассказать о способах самооценки.
Закончив выступление, он снова шел через толпу; слушатели так же приветствовали его и старались пробиться поближе, чтобы хоть дотронуться до него рукой.
– Хайтри, – вдруг произнесла Тони, когда они уже возвращались на машине в отель. Она сидела, зажатая массивными телами Данно и Блейза, Генри занял место впереди, рядом с водителем. Блейз и Данно одновременно взглянули на нее.
– Что Хайтри? – спросил Блейз.
– За завтраком он говорил от имени всех Гильдмейстеров, – сказала Тони. – И вообще вел себя так, будто он среди них самый главный. Но мне кажется, он что-то не очень похож на лидера. Вот, например, Харли Николауса легко представить в роли главного среди всех ПСД Новой Земли. Пусть он не вызывает у меня симпатии, но тем не менее определенно производит впечатление сильной личности. Зато Хайтри… нет в нем тех качеств, которые должны быть у руководителя всех Гильдий.