– Весьма разумно, – отозвался Блейз.
Он снова окинул членов Совета взглядом, пытаясь понять, что же так беспокоило его.
За исключением Лемэра, все они выглядели вежливо-дружелюбными. В остальном же по выражениям их лиц совершенно невозможно было судить о том, что у них на уме и как они относятся к происходящему. Никто из них не был нервозен или враждебен. Тем не менее всех их объединяло нечто, что вызывало в нем чувство тревоги. До сих пор ему еще никогда не приходилось ощущать ничего подобного – ни на ужине в клубе ПСД на Новой Земле, ни во время встречи с Питером Де Нильсом. В принципе у всех у них было что-то общее с Де Нильсом, только эти люди казались гораздо менее дружелюбными.
Но не это занимало сейчас Блейза больше всего. Он всегда знал, что рано или поздно ему предстоит иметь дело с такими людьми и даже с подобной группой – организованной и единой в своем отношении к нему.
Беспокоило его больше всего именно то, как они действовали на него на подсознательном уровне, хотя на первый взгляд казалось, ничто вроде бы не должно было вызывать такой тревоги…
И тут он понял. Дело было в том, КАК они смотрели на него. Одинаково пристально и с любопытством. Все эти глаза самых разных цветов – от очень темных глаз Айбен до ярко-голубых Жоржа Лемэра – разглядывали его с совершенно одинаковым выражением.
Они будто взвешивали и пытались измерить его. Они словно нарезали его на тончайшие прозрачные ломтики, которые затем тщательно изучали под окулярами микроскопов своего мозга. Их совершенно не задела его нарочитая невежливость по отношению к Айбен. Все они – и по-видимому, с того самого момента, как он появился в этом зале – были равнодушны, задумчивы и абсолютно уверены в себе.
– Вы уже видели нашу «Symphonic des Flambeaux» – «Симфонию Факелов», Блейз Аренс? – неожиданно заботливо поинтересовалась Динь Су.
Блейз спокойно взглянул на нее, хотя в душе у него все так и взметнулось. Сам по себе вопрос был довольно невинным. «Симфония Факелов» заслуженно считалась одним из величайших чудес на всех обитаемых мирах, даже на Старой Земле. Только в прошлом столетии ньютонцы перестали настаивать, что она самое удивительное из творений человеческого гения, превосходящее даже Абсолютную Энциклопедию.
Лица Блейза коснулось дуновение ветерка из полуоткрытой двери на балкон. Вопрос Динь Су, хотя и казался совершенно безобидным, очевидно, являлся первым ходом в переговорах с Советом и заслуживал такого же внимания, как ход е2-е4 в партии гроссмейстеров. Пешка – достаточно мелкая фигура, все это вполне могло иметь и очень далеко идущие последствия.
Если так, то Блейзу следовало заранее прикинуть все возможные варианты развития событий, выработать план контратаки и быть готовым к любым неожиданностям.
Глава 28
– К сожалению, нет, – сказал Блейз. – Вы, наверное, знаете, что я прилетел совсем недавно и пока просто не имел возможности нигде побывать. Но завтра я непременно ее посмотрю. Уверен, что получу огромное удовольствие.
– Вот как, – прозвучал вдруг тенорок Жоржа Лемэра. Математик по-прежнему сидел совершенно неподвижно, да и выражение его лица ничуть не изменилось. – Значит, в этом турне вы решили сочетать приятное с полезным?
Блейз улыбнулся в ответ.
– Нет. Эта поездка чисто деловая. Просто я считаю, что «Факелы» являются одним из показателей развития Ньютона. Я довольно внимательней изучил прошлое вашего мира, но, к сожалению, так и не смог прийти ни к каким определенным выводам по поводу его будущего.
Эта двусмысленная фраза была произнесена столь непринужденно, что даже таким людям, как члены Совета, потребовалось некоторое время, чтобы переварить услышанное.
Затем Хаф-Тандер наклонился вперед.
– Уж не хотите ли вы сказать, что и сами в какой-то степени способны повлиять на будущее нашей планеты?
– Ну, – пожал плечами Блейз, – дело в том, что я и так уже до некоторой степени повлиял на него и не вижу причин, которые помешали бы мне влиять на неге и в дальнейшем.
Снова наступило молчание.
– А этот человек вообще-то нормален? – поинтересовалась у Хаф-Тандера Айбен.
– Насколько нам известно – да, – взглянув на нее, ответил Хаф-Тандер.
Он снова повернулся к Блейзу:
– Вы, должно быть, шутите, Блейз Аренс?
– С чего вы взяли? – удивился Блейз.
– Меня ничуть не удивляет, что Айбен поставила вашу нормальность под сомнение, – сказал Хаф-Тандер. – Остается только добавить: повлиять на этот мир вы способны не более, чем кто-либо на другом конце Вселенной.
Говоря это, он немного повысил голос – почти незаметно. Затем помолчал и продолжал уже прежним спокойным тоном.
– Мало того, вообще не можете хоть как-то повлиять на ситуацию. Совет вызвал вас, чтобы сообщить об определенных мерах, которые собирается предпринять по отношению к вам. У нас сложилось впечатление, что вы прибыли сюда под прикрытием своего дипломатического паспорта с намерением будоражить умы наших граждан этой вашей чепухой насчет Иных.
– Боюсь, что вы ошибаетесь, – возразил Блейз. – Это чисто лекционное турне. Разумеется, прибывая на планету, где есть филиал организации Иных, я встречаюсь с ее членами. Почему бы и нет?
Никакой реакции со стороны Совета не последовало.
– Мои выступления, – продолжал он, – не имеют никакого отношения ни к вам, ни к организации Иных, а затрагивают лишь будущее человеческой расы. Население Ньютона также является частью человечества, следовательно, то, что я говорю, в равной степени относится и к вашему народу. Естественно, люди могут меня и не слушать. Но мне кажется, что для некоторых это представляет определенный интерес.
– Так вы не отрицаете? – воскликнула Айбен. – Вы действительно собираетесь будоражить умы наших граждан?
– Я не отрицаю только того, что я сказал, – чуть улыбнувшись, ответил ей Блейз. – Если вам так хочется исказить смысл моих слов, я за это ответственности нести не могу.
– Еще как можете, – сказал Жорж Лемэр.
– Жорж совершенно прав, – подхватил Хаф-Тандер, – особенно принимая во внимание ваш дипломатический паспорт. Наш Совет, учитывая то, что нам известно о ваших целях не только здесь, у нас, но и на других планетах, которые вы посетили, и на обоих Квакерских мирах, откуда вы прилетели сейчас, считает совершенно очевидным: иной цели, кроме как вносить смуту в сознание общества лучшего из всех Новых Миров, которые создало человечество, у вас нет.
Блейз рассмеялся.
– По-вашему, это смешно? – взорвалась Анита дел ле Сантос. При ее внешней хрупкости и нежности черт фраза показалась особенно резкой.
– Боюсь, что да, – улыбнулся Блейз. – Судите сами: вот вы – высший и непререкаемый орган власти планеты, которую вы называете самой лучшей из всех Новых Миров, хотя обитатели некоторых из них могут с вами и не согласиться. Тем не менее вы придумываете какой-то фарс, делая в нем главным героем – этаким рыцарем плаща и кинжала – меня. Не сочтите за труд объяснить мне, чем же это я таким занимаюсь под видом своих лекций о судьбах всех людей на всех обитаемых мирах?
– Я уверен, для вас, как и для нас, совершенно очевидно, что это никакой не фарс и что вы действительно занимаетесь подрывной деятельностью. – Хаф-Тандер обвел взглядом своих коллег, которые утвердительно закивали.
– Как бы то ни было, – продолжал он, – при поддержке старшего брата вы начали с создания филиалов подрывной организации на максимально возможном числе миров. Здесь, на Ньютоне, вам не удалось преуспеть в этом, хотя и среди наших ученых нашлись те, кто проявил слабость и клюнул на ваше заявление о том, что человечеству прежде всего нужно сбросить ярмо Старой Земли – причем, заметим, ярмо несуществующее, как вам и самому отлично известно, – а потом стать таким, каким представляете себе его вы.
Он замолчал. Блейз молча наблюдал за ним. Когда пауза несколько затянулась, Хаф-Тандер продолжал:
– И вот, организовав все это, теперь вы перебираетесь с планеты на планету и пытаетесь запалить шнур и взорвать общественное мнение изнутри. Причем производите вы впечатление человека достаточно разумного. Неужели вы предполагали, что и на Ньютоне будут молча сносить весь этот открытый и циничный саботаж, принимая во внимание ваш дипломатический паспорт? Это просто удивительно. Остается только надеяться на ваш здравый смысл – вы поймете нас, если мы при необходимости просто наплюем на вашу дипломатическую неприкосновенность.