Основа функционирования любой сложной структуры – бесперебойная связь. Следовало серьезно подготовиться к изобретению лампы-триода. Казалось бы, чего тут такого, вольфрамовая проволока, продетая сквозь спиральку-сетку, вместе они засунуты в трубочку-анод, все это внутри стеклянной колбы с откачанным воздухом. Мне как раз и предстояло своими руками проверить, насколько сложно в производстве такое изделие.
В свое время я работал в Институте Кристаллографии, так что, порывшись в старых записных книжках, нашел телефон одного все еще трудившегося там знакомого и через день уже брал уроки стеклодувного мастерства. Там же, кстати, удалось прикупить вакуумный насос со списанного дифрактометра. Первую лампу я ваял три дня. Вторая пошла легче, с третьей вообще управился за день. Со схемой заморочек не было, «трехточку» я помнил еще с армейской службы, где мы частенько развлекались радиохулиганством. Так что по прибытии в Серпухов следовало начинать организовывать радиомастерскую.
Конечно, можно было притащить туда мешок транзисторов и не маяться, но… Как-то незаметно для себя я все больше проникался симпатией к тому миру, и не хотелось подкладывать ему свинью. Притащенные транзисторы кончатся. Приволоку еще – снова кончатся. Потом кончусь я, и Россия останется у разбитого корыта – с радиоаппаратурой, которую невозможно отремонтировать, зато без соответствующей промышленности и без кадров. Другое дело эксклюзивные изделия, предназначенные для нашей троицы – тут современные технологии вполне допустимы, при соблюдении мер маскировки, понятно.
Следующая встреча произошла в феврале 1900 года. В Москве 2009 был январь, и не из-за разницы в календарях, она, кстати, в другую сторону, просто мы с Гошей гораздо чаще находились оба там, чем оба тут. Открылся портал из гаража в серпуховский дом, и я шагнул в прошлое. Сразу же услышал несколько неожиданные звуки – где-то рядом явно стреляли.
-Это что у вас тут за революция? – удивился я. (Бах! Бах! Бах-бах-бах!)
– Да вот, понимаешь, сделал я Маше подарок…
– Наган подарил?
– Нет, девяносто шестой маузер. И вот она теперь третий день стреляет…
Ну и дела. В нашем мире племянница особым интересом к оружию вроде не страдала. В детстве стрельнула раз из охотничьего ружья, и синяк на плече надолго отбил охоту совершенствоваться в этом направлени. А тут, значит… (Бах! Бах! Бах!) Блин, да когда же у нее патроны кончатся, поговорить не дает. (Бах! Бах!)
– Все, что ли?
– Она быстро перезаряжает, – вздохнул Гоша.
Мы вышли во двор. На деревянный щит, метрах в пятнадцати, была пришпилена бумажная мишень. Дальше были сложены мешки, похоже, с песком. Судя по разбросу дырок на мишени, до уверенного попадания комару в глаз было еще далеко.
– О, привет, дядь Жора! – Маша отложила приготовленную обойму и шагнула ко мне. – Вот, смотри, что мне Гоша подарил!
– Да, знатная железяка, и вся в каких-то завитушках. Здорово!
– Что б ты понимал! – возмутилась племянница. – Это не завитушки, а инкрустация, и вообще… мы же здесь собрались прогресс двигать.
– Ну понятно, без маузера это никак невозможно. Ладно, делай перерыв, можешь меня чаем угостить, он тут лучше, чем у нас.
– Да, дядь Жора, а тебе здесь пистолет не хочется?
Я задумался. Действительно, тут же это не криминал, а скорее наоборот, так что может и пригодиться. Жаль, парабеллум еще не выпускается, позор господину Люгеру. Придется пушку как у Маши взять, заодно и унификация боеприпасов будет.
После чая Маша пошла продолжать пальбу, а мы с Гошей поделились достижениями. Я показал сооруженые своими руками одноламповые приемник и передатчик.
– Вот тут и проверим на дальность связи, там не та обстановка. Думаю, днем километров на пятьдесят с хорошими антеннами связь будет, а ночью и на раза в три подальше. Телеграфом. Для телефонной связи нужно еще микрофон из подручных материалов изобрести, да и лампы получше, чтоб не так шумели. Сделаем, но попозже.
– Питание?
– Шесть вольт накал и двести пятьдесят анод. Батареи я захватил, но вообще-то надо здесь искать.
-Стеклодувное оборудование в нашем мире есть, а подходящий насос?
– Да тоже вроде есть, но я там для нашего заводика прикупил по случаю один раритет аж шестьдесят второго года. Японский, между прочим. Год я спилил, иероглифы оставил. Тяжеленный, гад, но вдвоем втащим, если поднатужимся.
– У меня тоже неплохо, потренировался в финансовых операциях, даже прибыль получил. На школу и, как ты это назвал, ПТУ? Вот на них и хватит. И еще насчет казаков…
Я, кажется, уже упоминал, что один из титулов Гоши звучит как «Августейший Атаман всех Казачьих Войск». Естественно, пока Гоша сидел в Абастумани, это была чистая фикция. Но теперь само собой напрашивалось наполнить ее реальным содержанием.
– Фамилия Богаевский тебе что-нибудь говорит? Я задумался. Вроде был такой герой Гражданской войны, у белых, понятно…
– Вот про него вкратце, – Гоша протянул мне бумажку. Так, Богаевский Африкан Петрович… Я невольно улыбнулся.
– Что там написано веселого? – изумился Гоша.
– Да, понимаешь, в одной из моих самых любимых книг главного героя именно так зовут.
– Дашь почитать?
– Обязательно. Но там совсем не этот Африкан. Ладно, что здесь дальше…
Двадцать восемь лет… Из старинной казачьей семьи, окончил Донской кадетский корпус… потом Николаевское кавалерийское училище с занесением на мраморную доску – то есть с отличием, надо полагать… сейчас заканчивает Академию Генштаба. Весьма перспективный персонаж, имеется в виду для реализации Гошиных планов.
– Думаешь его в командиры?
Гоша решил, что собственную силовую структуру лучше всего создавать из казаков, этакий «Особый казачий отряд».
– До командирства этот отряд еще сформировать надо. А так конечно, потом в командиры.
-А как там с казачьим отделом – в генштабе, кажется?
– Казачий отдел Главного штаба. Начальник – генерал-лейтенант Щербов-Нефедович.
– Э-э-э… Так у вас что, кроме Генштаба есть еще и какой-то главный штаб? Не до фига ли?
– Нет Генштаба, есть только Главный штаб Его Императорского Величества.
– Вот те раз – геншаба нет, а его академия есть. Весело у вас тут, я смотрю.
Гоша пожал плечами – мол, так сложилось, это не его инициатива. И продолжил:
– Я написал письмо, что хочу лично познакомиться с работой отдела. Съезжу в Питер и гляну, как там этот Щербов-Нефедович, можно с ним работать или нет.
– А если нет? – с интересом спросил я.
– Намекну брату, что такой заслуженный генерал достоин большего, например быть членом Совета военного министра.
Хлопнула дверь, и в комнату вошла румяная с мороза Маша.
– Ствол перегрелся, – с разочарованием сказала она. – Мороз вроде на улице, а он все равно… Да, кстати, ты просил программку для автоперевода на здешнюю орфографию? Я нашла готовую, давай ноут, установлю.
Смысл этого моего пожелания был вот в чем. Ладно, пусть странный вид моих рукописных текстов можно было списать на новозеландскую малограмотность, но переписывать вручную скачанные документы мне было лениво. А печатный текст с соответствующими ошибками мог уже натолкнуть народ на ненужные мысли. Естественно, все бумаги, для которых есть вероятность попасть в архивы, переписывались или перепечатывались секретарем, продукцию принтера все равно не замаскирушь, когда-нибудь обратят внимание. Но внутренние документы… Да и авторитет инженера Найденова от грамматических ошибок пострадает. В найденной же Машей программе было несколько шрифтов, в том числе и имитация каллиграфического рукописного. Я посмотрел «свой почерк» – красота! Вот пусть мне теперь все и завидуют.
И наконец сквозь специальную дырку в двери к нам явилась еще одна старая знакомая – кошка. Поглядев на меня, она важно мяукнула, разок из вежливости потерлась о мою ногу и направилась в угол, где обнаружился явно для нее сделанный маленький диванчик.