— Везде один черт, — сдержанно ответил Игнатов и обратился к мужчинам: — Чего вы там мудрите, ребята?
— У нас радиоточка, — пояснил один. — Сегодня Ленинск передает хороший концерт, а репродуктор испортился.
— Дай-ка мне, — сказал Игнатов, отстраняя его.
Он осмотрел репродуктор. Катушка была в порядке, игла стояла на месте, контакты держались.
— Повреждение не здесь, — сказал Игнатов. — Куда идет линия?
— На крышу.
— Значит, на крыше обрыв.
Мужчины растерянно смотрели один на другого.
— Давайте проверим, — предложил Игнатов. — На крышу есть лаз?
— Снаружи надо лезть, — неохотно сказал один.
— Полезем снаружи.
— Что ты, милок! Да там пурга!
— Зажги фонарь и посвети мне. А ты, друг, дай свою телогрейку и рукавицы.
На крышу вела деревянная лестница. Подъем сначала не удался: спутник Игнатова не сумел справиться с ветром, дувшим прямо в лицо, и, задыхаясь, свалился в снег. Игнатов забрал у него фонарь и полез вперед. На крыше было еще труднее держаться, чем на лестнице. Игнатов приказал поддерживать его, пока он будет возиться.
Провод был оборван у самой крыши, и его свободный конец метался на ветру.
Игнатов три раза промахнулся, прежде чем сумел поймать конец. Он сделал скрутку, и за ту минуту, что руки были без рукавиц, пальцы пронзила боль, всегда сопровождающая неожиданное и быстрое обмораживание.
В сторожке их встретили радостные крики оставшихся и пронзительные голоса хора — репродуктор работал на полную мощность.
— Пурга, какой еще не бывало, — сообщил спутник Игнатова. — Ну, думали, не доберемся обратно в дом.
— Говори за себя, — поправил Игнатов, становясь возле печки. — Мы с твоей пургой старые приятели — ни я ей ничего, ни она мне.
— И неужели вы так все восемнадцать километров пробирались? — восторженно спросила женщина, словно теперь только поняв, что Игнатьев прошел этот путь.
— А что было делать? Надо! — ответил Игнатов.
Когда одежда просохла, Игнатов стал одеваться.
— Остались бы на ночь, — говорила женщина,глядя на Игнатова темными восхищенными глазами. — Я вам постель сделаю, ужин сготовлю. Ну, что вас так тянет?
— Дело важное, ждут меня, — пояснил Игнатов, прощаясь.
Когда он ввалился в комнату, где жила Алла с подругой, было уже десять часов и гости собрались. Его встретили ударами по плечу и приветствиями. Он сбрасывал с себя шубу, шарф, рукавицы, и все это тут же укладывалось для просушки на батарею водяного отопления.
Оборвав с глаз намерзший лед, Игнатов обнаружил, что в комнате четверо гостей — Танев, Гусман-заде, Лукирский и Софья Теренина, известная всему Ленинску под дружеским именем Сонечки.
— Неужели вы шли от самой шахты? Все время по этой пурге? — спрашивала Алла восхищенно.
— От самой шахты, — подтвердил он с гордостью.
— Чтобы поздравить меня? — шепнула она благодарно, еще раз пожимая ему руку.
— Именно. А вы помните — сегодня я сделаю вам важное сообщение.
— Вы такой хороший, такой удивительно хороший!
Ее приветливый голос, раскрасневшееся лицо, блестящие глаза опьянили его. Она показалась ему необычайно красивой, он оглянулся на других, не слыхали ли они их разговор, хотя в нем не было ничего секретного. Зато поведение Гусман-заде не понравилось Игнатову. Гусман-заде так крепко обнимал его, так долго тряс его руку, что это показалось Игнатову неприличным.
Лукирский обошелся с ним совсем по-другому.
— То, что ты сделал, так потрясающе глупо, что даже трогательно, — сказал он дружески.
Игнатов вышел в коридор умыться. Танев поливал ему из кружки.
— Где Маша, она ведь раньше жила с Аллочкой? — спросил Игнатов, поеживаясь от холодной воды.
— А ты разве не знаешь? Чудная история, новое издание арабской сказки. Роль Гарун-ар-Рашида играло наше жилищно-коммунальное управление. Маша переехала на другую квартиру, и теперь они будут жить одни.
— Позволь, позволь, кто они?
Танев не успел ответить: в коридор выбежала Сонечка и потребовала всех к столу.
Стол был сервирован роскошно. Неизбежный соленый муксун был подан в натуральном виде, вареный и даже жареный. Рядом с черным хлебом лежали, белые домашние булочки и печенье. Между двумя тарелочками с селедкой возвышалась запечатанная бутылка спирта. Ее окружали три блюда с самым редким на севере лакомством — вареной свежей картошкой с солеными помидорами.
Для празднования дня рождения этого было слишком много.
— Так в чем дело? — тихо спросил Игнатов Танева, сидящего рядом с ним. — Ты мне не досказал. Кто здесь будет жить?