- Ты еще всему выучишься, - добродушно обнадеживает Яррл. - Взгляни.
Доррин поднимается на борт и, спустившись к машине, убеждается, что все и впрямь сделано отменно. Пожалуй лучше, чем сделал бы он сам.
- Мне надо было сразу обратиться к тебе, - уныло бормочет юноша.
- Так ведь мне бы этого в жизни не придумать, - отзывается Яррл. Когда вижу, сразу ясно, что да как должно работать, но... - он пожимает плечами.
- Тьма! - восклицает Доррин, заметив, что уже середина утра. - Мне пора.
- Удачи.
"Разумно ли я поступаю? - спрашивает себя юноша. - Вряд ли. Есть ли у меня надежда на успех? Слабая. А вот могу ли я поступить иначе? После всего, случившегося с Лидрал, Кадарой и Бридом? Конечно же, нет!"
Выведя Меривен, Доррин дожидается появления у фургона Лидрал и подходит к ней. При виде оседланной кобылы и вставленного в держатель посоха плечи женщины обвисают.
- Что ты задумал? Может, хватит? Неужто ты хочешь остаться слепым до конца дней, как Креслин?
- Я не ослепну, - уверяет юноша, обнимая ее. - Во всяком случае, если все будет как задумано. А если ослепну, то ненадолго.
- А если ты погибнешь? - Лидрал отступает на шаг, не утирая струящихся по щекам слез.
- Я в долгу перед многими людьми, - говорит Доррин, указывая на "Черный Алмаз". - Слишком многие заплатили за это жизнью. Если понадобится, Яррл сможет меня заменить. А я должен отдать долги.
- Таковы мужчины. Ты отдашь долги и оставишь меня одну.
- У меня нет другого выхода.
- Знаю, - она касается губами его щеки. - Но я не обязана этому радоваться.
Они снова обнимаются, и тут, словно по сигналу, появляются Тирел и Яррл.
- Если я не вернусь до появления здесь Белых, значит, не вернусь вовсе, - говорит Доррин. - Отведите корабль на Отшельничий и попробуйте найти убежище там. Если вам откажут, плывите в Хамор.
- Боюсь, без тебя нам такой путь не осилить, - замечает Тирел.
- Я постараюсь вернуться.
- Ты не старайся, - грубовато ворчит Яррл, - а просто делай свое дело как надо и возвращайся.
Они открывают проем, и юноша едет обратно по тем же гулким, пустым улицам. На них по-прежнему ни души, хотя у некоторых домов все же дымят трубы. У моста Доррин ограждает себя и Меривен щитом невидимости и продолжает путь, ориентируясь с помощью чувств.
Ветерок несет с юга слабый запах гари. Юноша улавливает отдельные признаки окружающего его вещественного мира: приглушенную черноту предметов, скрытых в его седельных сумах, гармоническую основательность посоха и наползающий на юго-восточные холмы белесый туман.
Беженцы, пытавшиеся преградить им дорогу, уже давно ушли, но Доррин все равно старается пересечь мост как можно тише. Правда, цокота копыт Меривен не скрыть, но никто так и не появляется, и он беспрепятственно едет дальше - мимо мастерской Гонсара и мимо собственного дома. Наконец, когда белое марево начинает ощущаться совсем близко, он останавливается в выемке между двумя невысокими холмами.
Когда Доррин приближается к невидимому жару хаоса, мимо него пробегают трое - один из них хромает, и лицо его окровавлено. Они удирают со всех ног, хотя за ними никто не гонится.
Как и предполагал Доррин, Белая рать устроила дневной привал. Всего лишь два холма, один пологий, другой малость покруче, отделяют его от солдат и палаток под вьющимися белыми стягами.
В лощине между холмами юноша спешивается и привязывает Меривен к кусту позади заброшенной пастушьей хижины. Здесь еще пахнет овцами, но сами пастухи давно унесли ноги. И угнали своих животных.
Вздохнув, юноша вспоминает слова Кадары: "Ты не трус, ты просто не нашел для себя того, за что стоит сражаться. Ни я, ни Лидрал, ни Отшельничий..."
И правда, за что же он идет в бой? Ведь Отшельничьему его машины не милее, чем Белым.
Рука его сжимает рукоять, к которой крепится трубка из черного железа со вставленным в нее снарядом, начиненным порошком для фейерверков. Положив другой такой же снаряд в карман, он закрывает суму и, оставив посох в держателе, начинает подниматься по склону. Ему удается, не запыхавшись, перевалить гребень, спуститься и подняться на второй холм. Оттуда, стараясь не производить шума, юноша спускается прямо ко вражескому лагерю и скользит мимо солдат. Свет по-прежнему огибает его, и он остается невидимым в самой гуще врагов, любой из которых способен снести ему голову одним ударом меча. Наконец средоточие хаоса начинает ощущаться всего в дюжине родов перед ним, на вершине холма. Двинувшись туда, Доррин слышит свои шаги на утоптанной глине и торопливо сходит на придорожную траву. Еще немного - и он подходит к командной палатке Белых. Изнутри доносятся голоса:
- ...приготовиться... переход не слишком долгий... все внимание на ту усадьбу! Ту, вокруг которой засека из срубленных кустов, там еще рядом остов сожженного домишки... Ничего не поджигать - Высший Маг желает осмотреть это место...
Доррин усмехается: похоже, Белые высоко оценивают его скромную персону. Спустя несколько мгновений его чувства различают среди клубящегося облака хаоса несколько уплотнений, одно из которых подобно могучему, уходящему к небесам смерчу. Рядом кружат и другие белые вихри, но они ничтожно малы и слабы в сравнении с тем воплощением хаоса, какое представляет собой Высший Маг. Проклятый злодей Джеслек.
Доррин делает еще шаг, удивляясь тому, как вообще ему удалось подобраться так близко и не оказаться обнаруженным.
- Смотрите... там!
- Световой щит!
Доррин опускает щит и направляет свое пусковое устройство на светловолосого человека, указывающего пальцем в его сторону.
Мимо, обдав его ухо жаром, с шипением пролетает огненная стрела, но юноша щелкает огнивом, и заряд ракеты из черной стали воспламеняется.
Миг - и черная, скованная гармонией сталь ударяет в самое сердце красно-белого свечения. Взрыв разносит палатку в клочья, разметав чародеев и воинских командиров в стороны, словно мусор.
Доррин шатается. Налетевший ветер треплет обрывки парусины, оставшиеся на шесте палатки. Склон холма сотрясают громовые удары.
- Джеслек! Джеслек! - лагерь Белых оглашают громкие крики. В поднявшейся панике на юношу не обращают внимания, но он, понимая, что это долго не продлится, вновь облачается в плащ невидимости и поворачивает назад. Исчезновение хаотического смерча, который составлял самую суть Джеслека, вызвало настоящую бурю. Доррину приходится возвращаться под ледяным дождем и сшибающим с ног ветром.
В лощине за холмами он бросает световой щит, удерживать который у него уже нет сил, и спешит туда, где привязал Меривен. Внутри он холоден, подобно ледяному дождю, что хлещет с небес, ибо у него нет никаких иллюзий относительно содеянного. Создав орудие разрушения, он уничтожил источник заразы, но поступил так из личной мести, не имея надежды спасти Спидлар или хотя бы Дью. Смерть Высшего Мага едва ли помешает Белым разорить город и покорить весь Кандар к востоку от Закатных Отрогов.
Покачав головой, Доррин дрожащими руками отвязывает кобылу и пытается забраться в седло. Первая попытка не удается: он слишком ослаб, и голову периодически пронзает боль. Но в конце концов ему удается сесть верхом и направить Меривен к дороге.
На мосту, на том самом месте, где ему пришлось отбиваться от оборванцев, он останавливается. Поблизости никого нет. Не бросить ли трубку из черного железа в воду, бурлящую под струями неистового дождя? Но нет, качает головой юноша, орудие уничтожения, основанное на гармонии, еще может потребоваться.
Сразу же за мостом дождь прекращается, как будто он пролился лишь вокруг становища Белых. А вот гарью теперь несет со стороны Дью, как будто пожары начались и там.
Вскоре выясняется, что так оно и есть. "Пивная Кружка" полыхает, а на улице беснуются оборванцы. Заправляет всем малый с перевязанной рукой. Грабители повыкатывали из подожженного трактира бочки, повышибали крышки и налегают на пиво.