Батюшка, отыскивая поудобнее место, ответил с досадой:
-- Зна-ю... Скоро, что ли, приедем-то?
-- Скоро, скоро, вот только на горку, -- закивал мужик головой, -- Аль бочки намяло?.. Заживут! В монастырьке откормишься... Да-а... Приезжает он как-то в слободу к нам, инженер-от. В клобуке, в мантии, все как следует. Идет по улице, лица не поднимает; в землю смотрит: все как бы, значит, не соблазниться чем. Мало ли на свете соблазну: однех баб взять... святому человеку от них и схорониться негде! На сход пришел инженер-от. Зачем это он, думаешь, к нам пожаловал? А он и повел такую речь: -- "Так и так, говорит, старички... лужок-то у вас спорный, я плант знаю. Еще время не ушло закрепить за собой, a потом отнимут". Мы так и вздыбились. -- "Какой такой плант?" -- говорим. А он, все глаз не поднимая, тихо так говорит: -- "Давайте сто рублей, я вам и плант покажу". Стыдить мы его стали. -- "Куда тебе, монаху, деньги, ведь ты от мира отрекся?" -- "А уж это, говорит, дело мое -- куда мне деньги. А вот вы давайте-ка сто рублей, чтобы от вас луг не отрекся". Шумят старики: -- "наш был, наш и будет"! Так и уехал еромонах-то ни с чем. Было это по осени, до зимы ничего слышно не было, и думать мы об этом разговоре позабыли. Только это, по зиме... задул буран -- свету Божьего не видать... стучит под окном сотский, на сход скликает. -- "Зачем? Каки таки дела?" -- "Надо!" Ну, надо, так что ж разговаривать... буран не буран, иди, плутай пи улицам. Собрались мы. Смотрим: сидит в правлении еромонах, инженер-от. Опять не смотрит ни на кого, глаза в землю опущены. Дивимся: чего это опять от нас этому человеку нужно? -- "К нам?" -- "К вам". -- "Не вы ли нас скликали?" -- "Я". Смеемся. -- "По каким таким делам вам и дома не сидится?.. в обители-то теплей!" Молчит, все глаз не поднимает, словно про себя Богу молится, руки сложены, в руках четки. Тихо-тихо так заговорил. -- "Жалко, говорит, мне вас, старички: отнимут у вас луг. Давайте пятьдесят рублей, я вам плант покажу". Тут уж мы совсем вздыбились. Чего человек ездит, попусту беспокоит, торгует неведомо чем. Искони землей владеем, а тут на-ко! Остервенились. -- "Ты, кричим, затем только и приехал?" -- "Из жалости, говорит, только и приехал". -- "Из жалости?" -- "Из жалости". -- "И пятьдесят рублей из жалости взять хочешь?" Молчит, четки перебирает, губами двигает, будто молится, а слов не слыхать. Говорит потихоньку: -- "не хочу, чтоб луг, у вас отбирали, вот и плант показать привез". -- "Так покажи плант" -- кричим. Опять помолчал. -- "Давайте пятьдесят рублей!" -- "Ну, говорим, откуль прибыл, туда и ступай, дай Бог счастливо доехать по буравчику!" Сказали так-то да и разошлись. И что ж ты думаешь? Ведь, еще раз приезжал... и уж двадцать пять просил! Да старики и слушать не захотели. Тут же вскорости помещик, сосед наши, землю свою монастырю продал, в роде как пожертвовал... с архимандритом он в большой дружбе был. Вышло по планту, что не наш луг-то...
Мужик повернулся к батюшке, задремавшему в неудобном положении, вскричал, возмущенно взмахнув руками:
-- И отобрали!!
Батюшка испуганно вскинул голову,
Мужик понурился.
Помолчал и сумрачно добавил:
-- Еромонаха же того, инженера-то, вскорости, дай ему Бог здоровья, паралич расшиб...
----------------------------------------------------
Первая публикация: журнал "Пробуждение" No 16, 1915 г.
Исходник здесь: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.