Еще некоторое время они смотрели друг на друга. Агнешка чувствовала, что внутри закипает неведомое доселе чувство, и в то же время ей было смешно, очень смешно. Теперь она уже не заплачет. Мужчина отвел глаза, повернувшись вполоборота.
– Хорошо. Я согласна.
Чашка с горячим кофе оборвалась и упала ему прямо на колени, залив прекрасные бежевые брюки финского костюма. Марек вскочил как ошпаренный, впрочем, он и был ошпаренный, причем в самом заветном, причинном месте. Не выпуская из пальцев отломившейся по неизвестной причине в самый неподходящий момент ручки от чашки, он принялся скакать по кабинету, не переставая кричать
– Ведьма! Ведьма! Меня предупреждали! Уходи! Я ненавижу тебя!
Она почувствовала, как кровь прилила к щекам. Стараясь сохранять спокойствие, Агнешка поставила пустую чашку и направилась к выходу.
За спиной крики не смолкали, и в распахнутую дверь ворвалась секретарь пана инженера. Вид Марека, пытающегося содрать с себя брюки с, казалось, до сих пор дымящимся кофейным пятном, заставил замереть на полпути. Мужчина уже мог только стонать сквозь льющиеся потоком слезы.
– Касю, Касю, помоги мне. Боже, как горячо!
– Помогите же горячему мужчине, пани. Может быть, там что-то еще удастся спасти.
Спустившись на один этаж, она ненадолго зашла в кабинет комсомольского начальника. Выйдя оттуда, она некоторое время просто постояла, покусывая губы. Потом поправила волосы и пошла на свое рабочее место.
Все последующие дни от нее шарахались и мужчины, и женщины. Произошедшее в кабинете инженера скоро стало темой обсуждения не только всего заводоуправления, но, вероятно, всего Гданьска. Во всяком случае, ей казалось, что в любом месте взгляды всех людей направлены только на нее. Гипотезы, видимо, выдвигались всякие, и это выливалось во вроде бы совсем невинные вопросы, задаваемые на бегу. Странные, липкие взгляды преследовали, пытаясь обнаружить нечто в поведении, в одежде, в походке. Всем было интересно, что же будет дальше. А у нее внутри все продолжало кипеть.
Мама не поднимала трубку. Где отец и что с ним, она тоже не знала. В комитете союза социалистической молодежи ей просто посоветовали заняться работой, все должно было проясниться. А сейчас не до этого. Всем на верфи было не до нее, Какая смешная мелочь, действительно.
Она ходила в костел Святого Ежего на утреннюю мессу. Пыталась найти в себе силы успокоиться, и не могла. А сегодня вообще узнала, что Марек поспешно выписался из больницы и собирается обязательно присутствовать на церемонии присвоения имени судна. К церемонии, на самом деле, было уже все готово, хотя работы на красавце супертраулере не прекращались ни на минуту в две смены. Из окна своего кабинета она с непривычным равнодушием рассматривала корпус судна на спусковом стапеле. Потом прикрывала глаза рукой, ведь так можно было поймать “зайчика” от многочисленных сварочных огней. Это судно – в нем весь главный инженер, вся его карьера, все надежды. Ага улыбнулась. А ведь через три дня здесь будут все официальные лица. Его триумф. И ее трагедия. Усмешка на лице превратилась в гримаску, девушка сузила глаза. Конечно, она ведь тоже инженер. И не только.
В этот вечер Агнешка засиделась за чертежами допоздна. И на следующий день позвонила в Политехнику. Съездила, проверила расчеты. Поговорила с профессором Добжиньским с кафедры технологии металлов. Зашла на свою кафедру химии.
К вечеру третьего дня она уже была готова. Марек не пытался с нею связаться, что было неудивительно. Но все-таки хотелось оставить ему шанс. Все эти дни он допоздна был на верфи. Сам следил за работами. Проверял малейшие нюансы. Инженеры из отдела контроля могли вообще не приходить. Вот и сейчас, кажется, можно различить его белую каску на палубе судна. Ну что же, она попытается.
Агнешка обошла стороной трибуну почетных гостей, сооруженную у борта судна. Туда она вернется позже. Подъем по трапам на лесах на высоту четвертого этажа было обычным делом, но сейчас почему-то дался ей тяжело. Сердце колотилось в каком-то особом, рваном ритме. И с каждой минутой девушка двигалась все медленнее.