Подъехали к Москве в сумерках, когда чья-то волшебная рука зажгла, как на праздничной елке, на улицах и площадях столицы тысячи ярких огней.
Северцева встретил шофер.
— С приездом, Михаил Васильевич. — Он приподнял над головой кепку.
— Здравствуй, Капитоныч. Как там у нас дома? Куда поедем?
— В Сокольники: без вас перебрались. Только что заезжал. Анна Петровна торопится прибраться…
Северцев предложил Морозову подвезти его.
Когда «Победа» остановилась у Курского вокзала, новые знакомые обменялись адресами.
— До новой встречи! — помахав рукой отъезжающей машине, крикнул Морозов.
Дальше поехали по малознакомым, темным улицам Сокольников.
Капитоныч поделился с Михаилом Васильевичем новостью:
— Болтают у нас в гараже, будто скоро персональные машины отбирать будут. Небось враки?
— Не знаю. Поживем — увидим.
Миновав облетевший, печальный парк, очутились перед огромным доминой, облицованным белыми плитками. Здесь все было новое — сам дом, с еще не отстроенными крайними секциями, изрытый двор, перекопанная, заваленная гранитом набережная, — но уже в большинстве окон весело светились белые, оранжевые и розовые огоньки. Северцеву чуть взгрустнулось: он успел так привыкнуть к тихим арбатским переулочкам с ветхими столетними домишками и маленькими двориками…
Лифт уже работал. В кабинке одурманивающе пахло свежей краской. И вот Северцев звонит в свою новую квартиру. Дверь открыл Витя. Он бросился целовать отца и, крикнув: «Папа приехал!», принялся стягивать с его плеч пальто.
— Как у вас пахнет олифой!.. А ты что это в лыжном наряде? — оглядывая заметно вытянувшегося сына, спросил Михаил Васильевич.
— Работаем по дому. Думаешь, легко? Капитоныч сказал, знаешь, как: новоселье все равно что пожар, обходится не дешевле. — Сын с важным видом подмигнул.
— Миша! Иди скорее сюда! — послышалось из соседней комнаты.
Северцев быстро окинул взглядом чистенькую прихожую, заставленную чемоданами, и, открыв дверь, остановился на пороге большой продолговатой комнаты.
Тут на полу высились горы книг и посуды, платья висели на гвоздиках, вбитых прямо в стены. Аня, маленькая, подстриженная под нечесаного мальчишку, в мужских брюках и цветастой ковбойке, сидела верхом на лестнице под самым потолком и протирала люстру.
— Нравится? Мне повезло: чешское стекло, а выглядит, как настоящий хрусталь…
— Сначала скажи «здравствуй», а потом задавай вопросы! — Михаил Васильевич стал на цыпочки и поцеловал в курносый нос нагнувшуюся к нему жену, ласково потрепал ее черные, свесившиеся на лоб волосы.
— Здравствуй, здравствуй, Мишенька! О поездке расскажешь позже, а сейчас признавайся: нравится квартирка? — тараторила Аня, продолжая возиться с люстрой.
— Погоди, Анна, чуток. Где мне переодеться? На старой квартире — в одной комнате — все было ясно, а здесь с непривычки заблудишься! — Михаил Васильевич заглянул в маленькую угловую комнату, тоже заваленную пока всяким домашним скарбом.
— Не сюда, это комната Вити, — легко спрыгивая с лестницы, предупредила Аня.
Она повела Михаила Васильевича в спальню, где Виктор в это время навешивал портьеры. В этой еще пустой комнате с массивным балконом, выходившим на набережную, Северцев разделся, набросил на себя халат и пошел умыться.
Ванная блестела кафельными плитками и никелированными кранами для холодной и горячей воды. Михаил Васильевич вспомнил тайгу, черную, задымленную баньку и с некоторым сожалением вздохнул: все в жизни имеет свою прелесть.
Ужинать собрались в кухне, превращенной стараниями энергичной хозяйки в столовую. Аня торжественно выдвигала один за другим ящички белого серванта. Демонстрация сопровождалась пояснениями:
— Достала через знакомую дворничиху, переплатила за чек сущие пустяки, соседи мне завидуют. Теперь нужно думать о спальне, нам не на чем спать, старые трухлявые матрацы я выбросила на помойку. Мне обещали устроить и спальный гарнитур, но это обойдется куда дороже…
На газовой плите шипело поджариваемое мясо.
Северцев с досадой вспоминал разговор с толстячком: этот Граф или Барон, видимо, оказался прав.
Раскладывая на тарелки жаркое, Аня перечисляла покупки, которые еще предстояло сделать.
— Да зачем нам все это? — позволил себе усомниться Михаил Васильевич.
— У нас все должно быть как в приличных домах, — улыбнулась Аня.
— На Каменушке у нас столовых и спальных гарнитуров не было, а дом был, мне кажется, приличным, — мягко возразил Северцев.
Аня погладила его по щеке:
— Не будем ссориться… — И перевела разговор: — Кстати, ты слышал о сокращении аппарата?
— А что?
— Звонила очень расстроенная Серафима Валентиновна.
— Это особа осведомленная… Что же она шепнула?
— А то, что хорошо читать в газетах о сокращении штатов, но плохо, когда тебя сокращают. У нее есть сведения, что у вас некоторые главки ликвидируют… А вдруг ваш? — голос Ани чуть дрогнул.
— Поедем обратно в Сибирь, — шуткой отделался Михаил Васильевич.
— Еще новоселье не справили! — напомнила Аня. — Мы свое там отжили, пусть другие поколесят с наше.
— Верно, верно, Анюта. Разве я с тобой спорю! Я, во всяком случае, никуда больше ехать не собираюсь.
— А если предложат?
— Объясню… Кончим этот разговор, Анна! Ведь мне никто и ничего не предлагал такого…
— У нас это делают просто: руки по швам и шагом марш, — собирая со стола посуду, не преминула Аня оставить последнее слово за собой.
Северцев развернул газету, пробежал глазами заголовки: «Новая провокация чанкайшистов на Тайване», «Реваншистская речь недобитого гитлеровца»…
— В мире неспокойно. Как бы опять не помешали нам строиться, — подумал он вслух.
— Папа, ты на Каменушке был? — спросил Виктор. — Как там?
— Конечно, был. Живут хорошо, стадион строят, новую школу отгрохали. Тебе, Анна, все поклоны шлют. Останавливался я у Обушковых. Хлебосолы, закормили прямо на убой.
— Будешь писать знакомым, передавай от меня приветы, — думая о чем-то своем, ответила Аня.
— Я давно хочу спросить тебя, папа, — снова вмешался в разговор Виктор. — А куда идут вольфрам и молибден с ваших рудников?
— Куда, говоришь, идут? — рассеянно повторил Михаил Васильевич. — Да как тебе сказать… Вольфрам и молибден породили сотни новых марок стали, сынок. Невиданной раньше прочности…
— А дамасская? — перебил Виктор отца.
— Это верно ты заметил. Но видишь ли, в чем дело… Некоторые сорта дамасской стали как раз и содержали вольфрам. Уже в наш век вольфрамовая сталь шла на пушечные стволы и бронебойные снаряды. А вообще-то, вольфрам нужен всюду: в металлургии, электропромышленности, в пиротехнике. Вот электрическая лампочка: нить в ней вольфрамовая. Лампы в приемнике сделаны с добавкой вольфрама, в телевизоре — тоже. Вот это и дает наш Сосновский рудник. Мы пришли в горы на смену гномам… — улыбнулся Михаил Васильевич.
продекламировал Виктор.
— Ух ты, молодчина! Так хорошо помнишь Гейне?..
Мысль Виктора совершила внезапный скачок:
— А если взаправду у вас будет сокращение, ты поедешь обратно на рудник?
Немного подумав, Северцев ответил:
— Нет. Все-таки не собираюсь.
— Виктор, тебе давно пора спать. Иди и не приставай к папе, он и так устал с дороги, — решительно прервала Аня.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Северцев ехал в министерство несколько встревоженным — сказался ночной разговор с женой.
Аня была очень обеспокоена. Всегда готовь себя к неожиданностям! Особенно в Москве почему-то… Прожили вместе почти два десятка лет и до последнего времени не имели крова над головой, мотались с рудника на рудник, всю сибирскую тайгу исколесили вдоль и поперек… В какие только медвежьи углы не бросали Северцева в порядке ликвидации прорыва или укрепления руководства! Северцев?.. Он всегда поедет, поедет куда угодно, не думая о себе и семье. Слова не скажет… Но вот теперь наконец закончилась бродячая жизнь. И пусть не думают в министерстве, что Северцевы начнут ее сначала! Романтика хороша в двадцать лет, а человеку с седой головой не очень-то к лицу… Из-за бродяжьего нрава Михаила вдосталь помоталась и Аня. Совесть ее чиста: сотням таежных ребятишек она дала знания. Теперь она думала о собственном сыне!..