— Почему бы нет? У многих испанцев светлые волосы. Или лучше скажи, что ты англичанин. Ты вполне можешь сойти за англичанина.
Я не успел ничего сказать в ответ, потому что мы выбрались из кустарника на каменистый берег. На середине реки между двух камней крепко застряла лодка. Она была около восьми метров в длину и примерно три в ширину, с заостренными носом и кормой. Стройный юноша в ярком одеянии, по пояс мокрый, пытался вскарабкаться на борт лодки. Его спутник, в мокрой серой тунике, стоял на корме и смотрел на нас. В левой руке у него был лук со стрелой наготове. Мне показалось, что он как-то странно его держит.
— Убери свое оружие, лодочник! Мы не причиним вам вреда! — Отец Игнаций высоко поднял котомку с книгами и ступил в воду.
Я снял рюкзак, поднял его над головой и последовал за священником. Вода была ледяной! Я готов поклясться перед судом, что температура воды достигала минус 10 градусов, но там не было никаких судов. Мои ноги онемели от холода, прежде чем я добрался до лодки. Отец Игнаций положил свои торбы на дно лодки, а затем вскарабкался сам. Я сделал то же самое.
— Добрый день, лодочник! Я — отец Игнаций Серпиньский, а этот рыцарь — пан Конрад Старгардский.
— Добрый день вам, святой отец и доблестный пан рыцарь. Меня зовут Тадеуш Колпиньский, и я к вашим услугам.
— Рад познакомиться, Тадеуш Колпиньский. Мы держим путь в Краков. А куда направляетесь вы?
— И мы туда же, отец. Вниз по реке Дунаец, а затем вверх по Висле. Всегда готов взять пассажиров, которые заплатят за проезд. Это мой девиз, господа. — Про поэта он вообще не упомянул.
— Видишь ли, мы ограничены в средствах. — Отец Игнаций присел на мешок с зерном и продолжал: — Пан Конрад, мы говорили о Святом Августине. Итак, в «Граде Божьем»…
— Но, отец, — сказал Тадеуш. — Мы находимся в затруднительном положении…
— И ты полагаешь, что мы поможем тебе. Нас это устраивает, остается лишь договориться об оплате.
— Ах, отец, я человек щедрый, и если вы будете сопровождать меня до Кракова, я дам вам пищу и буду полагаться исключительно на вашу щедрость.
— Тот, кто работает, сам заслуживает оплаты. Мы трудолюбивые, но бедные. Мы ведь можем добраться до Кракова и пешком, избавив себя от необходимости таскать твои мешки с зерном. Может, остановимся на еде и шести серебряных монетах на человека в день?
Тадеуш чуть не подавился.
— Пожалуйста, пойми, отец, я не богат, и мне нужно кормить жену и пятерых детей. Вы же не будете отнимать у них кусок хлеба, тем более что надвигается зима. Пусть будет одна монета.
Спор продолжался еще минут двадцать. Лодка висела между камнями, а мы продолжали сидеть в ней. Я понял, что этим людям будет трудно привить рациональные социалистические принципы, и что если я хочу выжить, мне нужно многому учиться. Я задумался о технической стороне дела. В конце концов они остановились на кормежке и трех монетах в день. Позднее я выяснил, что это была отличная оплата для опытного лодочника, каковым я, в отличие от отца Игнация, не являлся. Он повернулся ко мне и спросил:
— Ну что, пан Конрад, вы решили нашу проблему?
— Кажется, я знаю, что можно сделать. У вас есть блок и веревка? Нет? Значит, надо постараться применить силу. Мы все заходим в воду и пытаемся стянуть лодку с камней.
Именно это и собирался сделать Тадеуш, поэтому возражал только поэт. Поскольку было решено не принимать во внимание его мнение, все мы полетели за борт. Первым — не без посторонней помощи — полетел поэт. Вернее, отец Игнаций был уже в воде, когда стоявший между лодочником и мной поэт собирался что-то возразить в стихотворной форме. Лодочник взглянул на меня, и я кивнул. Мы схватили рифмоплета и швырнули в воду.
Я замерзал. Мы пытались поднять лодку спереди, но она не поддавалась. Затем пробовали тянуть сзади — тоже никакого результата. Мы раскачивали лодку. Трясли ее — все равно не помогало. Лодка застряла намертво.
Дрожа от холода, мы вновь забрались в лодку.
— Ничего не помогает, — сказал я Тадеушу. — У тебя есть длинная веревка? И какой-нибудь жир?
— Есть нутряное сало и тридцать саженей крепкой веревки.
— Хорошо. Дай мне сало и привяжи веревку к задней части лодки.
— К корме.
Яхтсмены везде одинаковы. Они привыкли к своему дурацкому жаргону.
— Да, к корме. Я сейчас вернусь.
Примерно в полусотне метров вверх по течению я заметил закругленный вертикальный камень. Сойдя с лодки, я зашагал по воде по направлению к нему. Черт, ну и холодная же вода! В реке плавали маленькие кусочки льда. Камень оказался именно таким, как нужно — округлым с одной стороны и немного вогнутым с другой. Я основательно намазал его жиром и обвязал веревкой. Затем намазал жиром около десяти метров веревки от камня до лодки и туго ее натянул.
Лодочник прыгнул в воду и крикнул:
— Отлично! А теперь все выходим на берег!
— Что ты делаешь? — завопил я. — Забирайтесь обратно в лодку!
— Что ты хочешь этим сказать? Нам же нужно стянуть лодку с камней!
— Да, но мы будем тянуть, находясь в лодке.
— Но это же просто глупо, пан рыцарь! К весу лодки добавится еще и наш вес, а значит, тянуть будет труднее.
— Верно, но наш вес ничтожно мал по сравнению с весом лодки и мешков. А если мы внутри лодки, то удваиваем нашу силу. Будь разумнее. Делай, как я предлагаю.
— Ладно! Попробуем сделать по-твоему, чтобы ты понял бесполезность своей затеи.
Я передал веревку отцу Игнацию, и мы забрались в лодку.
— А что, по-твоему, нам делать, если это не сработает? — спросил лодочник.
— Если ничего не получится, мы начнем переносить мешки на берег. А затем попробуем еще раз. Если сработает, потом заново загрузим мешки в лодку.
— На это уйдет несколько дней! И мы потеряем половину зерна — ведь мешки могут упасть в воду.
— Знаю. Поэтому вначале попробуем сделать так, как я предложил. Построились, друзья! Тяните!
Лодка сдвинулась с места, сначала на сантиметр, затем на два, затем на десять. Сдвинувшись с камней, лодка легко заскользила. После десяти метров лодочник обмотал веревку вокруг кормы и побежал на нос лодки.
— Она не набирает воды!
Вскоре мы убрали веревку и отправились в путь.
Я заметил, что помимо обычных уключин по бокам лодки, на носу и корме располагались дополнительные уключины. Их назначение стало понятно, когда Тадеуш вставил в них весла. Сам он взял кормовое весло, а отца Игнация отправил на нос. Этими веслами обычно выгребали в сторону, чтобы не наткнуться на подводные камни. Как только лодочник удостоверился, что все в порядке, он жестом подозвал меня к себе.
— Наш добрый священник хорошо знает свое дело. Что же касается тебя, пан рыцарь, ты умеешь отлично управлять лодкой, давненько мне не приходилось видеть ничего подобного. Надеюсь, ты примешь мои извинения за грубость.
— Не беспокойся. Нам всем пришлось лихо. Я принимаю твои извинения, пан лодочник.
— Конечно, пан Конрад. Я хочу выяснить, почему ты говоришь, что мы тянули вдвое сильнее, стоя в лодке, чем если бы стояли в воде.
— Были бы у меня карандаш и бумага…
— Что?
— Что-нибудь, чтобы я объяснил с помощью рисунка. Мы тянули не вдвое сильнее. Посмотри на это с точки зрения лодки. Мы тянули веревку, так ведь? И в то же время толкали лодку ногами. Ясно?
— Да.
— А еще вокруг камня была обвязана веревка, и она тоже тянула лодку.
— Значит, мы одновременно и тянули, и толкали лодку? То есть делали двойную работу?
— Нет, не совсем так. Когда мы тянули веревку, то сумели подтянуть лодку только на четверть сажени. Силу мы приложили большую, но расстояние преодолели меньшее.
— Значит, то на то и вышло.
— Не совсем. Некоторая часть силы утратилась при трении веревки о камень. Было бы лучше, если бы мы могли поставить на камень колесо.
— Ты хочешь сказать, что-то вроде лебедки?
Интересно, как же мог он, явно неглупый человек, знать о веревках и лебедках, но не иметь ни малейшего представления о механических преимуществах?