Через час отец Томаш был моим союзником.
Когда тот уходил, я поинтересовался:
— Святой отец, как вы узнали, что я владелец корчмы?
— У церкви повсюду глаза и уши, сын мой.
Был полдень, и работала только одна официантка. Обеспокоенный их жалобами священнику, я отправился в большую комнату, именуемую раньше «апартаментами герцога», хоть герцог в них никогда не останавливался. Вообще-то с тех пор, как цена за нее стала не по карману обычным посетителям, в ней не останавливался никто. Имело смысл отдать ее девушкам.
Я договорился о банных часах для работников корчмы: сразу после полудня. Все оплачивалось за счет заведения, но это было недорого. Мы заставили всех наших людей, в том числе и официанток, мыться ежедневно.
Когда я позвал девушек, все пять вышли скорее голыми, чем одетыми. Они впустили меня, не потрудившись одеться. Вероятно, причиной такого шоу был их статус неприкасаемых, а также недавнее детское открытие того, что мужчины их замечают и любуются ими.
Мне это не нравилось. Я не мог поступиться принципами и вообще, порядочный мужчина просто не воспринимает девственницу как обычную женщину. Мне кажется, что половина фригидных дамочек — результат неудачной первой ночи. Чтобы все было как надо, мужчине требуется терпение, нежность и много любви. В двадцатом веке у меня было две девственницы. После меня они стали великолепными любовницами. Я даже гордился своим мастерством.
Но сейчас во мне все кипело. У меня уже три недели не было секса, и только пяти соблазнительных бюстов мне сейчас и не хватало.
— Накиньте на себя что-нибудь! У нас что здесь, бордель? — крикнул я.
Они поспешно схватили полотенца и одеяла.
— Мы только что помылись, — начала одна из них, — нам жарко.
— Не сомневаюсь. Четырнадцать лет: жарче преисподней. Что это вы разжаловались на вашу работу?
— Жалобы, пан Конрад? У нас нет жалоб. Мы хорошо получаем и работа отличная, как праздник, — возразила рыжеволосая.
— Тогда зачем жаловаться священнику?
— Ах, это, — ответила хорошенькая блондинка, опустив полотенце на бедра. — Мы всего лишь выполняли распоряжение пани Врулевской.
— Прикрой грудь. Что именно жена пана Тадеуша попросила вас делать?
— Она сказала, что если мы не будем кроткими, как монахини, церковь закроет корчму, и у нас не будет двенадцати гривен в неделю.
— Она даже пригрозила отправить нас в монастырь, если мы поведем себя неубедительно, — добавила рыжеволосая.
Пани Врулевская просто подслушала наш разговор со священником и решила проблему. Ну что ж, все хорошо, что хорошо кончается.
— Отлично. Но наденьте на себя хоть что-нибудь, черт вас подери!
За полгода большинство официанток подыскали себе хороших мужей. Корчма оплачивала все свадебные расходы, и на следующий день всегда устраивался новый «конкурс». Это случалось по крайней мере раз в месяц, а то и каждую неделю. Для многих из наших клиентов это был единственный случай проголосовать. Лично я не мог постичь нравственности всего этого.
Но зато у меня не было подобных сомнений в ситуации, с которой я столкнулся позже тем вечером. Корчма закрылась на ночь, но я еще не спал, попивая вино и размышляя об очередной машине. Лучшие мысли приходят ко мне только за бутылочкой доброго вина. К рассвету я выпил три четверти бутылки, но оставшаяся часть обычно здорово способствует полету творческой мысли.
Моя комната находилась как раз над комнатой Тадеуша. Повара здесь не жили, официантки были четырнадцатилетними девчонками, и в ту ночь в корчме никто не остановился. Когда раздался крик жены Тадеуша, из мужчин здесь были он сам, ночной страж и я.
— Страж! — крикнул Тадеуш.
— Кричи, сколько хочешь. Твой старикан не придет, — ответил злобный голос.
Когда я кинулся к двери и затем побежал вниз по лестнице, раздались еще крики, обвинения и визг. На мне был вышитый кафтан, который подарил граф Ламберт. В сапогах из тонкой кожи я передвигался тихо. По крайней мере из комнаты Тадеуша доносилось больше шума.
У двери стоял крепкий незнакомец. В руке он держал длинный кинжал, и тут я понял, что забыл меч.
Я не виртуоз боевых искусств, но владею основными приемами самбо. Главное — ударить сильно и быстро. Промедление может стоить тебе жизни.
Головорез замахнулся кинжалом. Я блокировал удар левой рукой и сильно ударил его в пах. Он согнулся от боли, и его голова оказалась возле моего колена.
Я воспользовался этой возможностью: бандит остался со сломанным носом и выбитыми передними зубами. Он грузно рухнул на пол, все еще держа в руке свой кинжал. Я не люблю людей, которые норовят проткнуть мне бок в темном коридоре, поэтому с силой наступил на кисть его руки. С большой силой. Кости хрустнули, их осколки пробили тонкую подошву моего сапога и врезались мне в ступню. По всей ноге пробежала боль.
Я поднял кинжал и заковылял в комнату.
— Какого черта здесь происходит? — воскликнул я.
В комнате кроме Врулевских находились еще два типа, бандитской внешности. Главарь злобно ухмыльнулся и сказал:
— Просто дела гильдии, незнакомец. Уходи и проживешь дольше.
У Тадеуша из носа и рта шла кровь. На его жене платье было разорвано на груди.
— Они из гильдии сводников! — с пренебрежением и страхом в голосе заметил Тадеуш.
— Будь ваши дела законными, вы бы пришли днем. А теперь я говорю вам: убирайтесь отсюда и останетесь в живых.
Главарь подал знак своему подчиненному, и тот пошел на меня с широким ножом. Он замахнулся так же широко, как и его незадачливый друг.
Кинжал — это длинное узкое оружие нападения, способное пронзить кольчугу. Но на этот раз пострадал рукав моего кафтана. Схватив разбойника за левое плечо, я воткнул кинжал прямо ему в живот. Его тело поплыло назад. Теперь кинжал был уже у него в горле. Тонкое лезвие разрезало ему череп и выпустило мозг. Вдруг через его плечо я заметил, как главарь собирается метнуть в меня нож. Головорез все еще был в моих руках, и в его горле торчал кинжал. Я поднял его, как щит. Он оказался гораздо легче, чем я предполагал, или возможно, ярость схватки увеличила мою силу, но как бы то ни было, его голова звонко ударилась о перекладину низкого потолка. Кинжал застрял в дереве, и убитый мною бандит остался висеть, а нож главаря торчал в его спине.
Главарь пошел на меня с кулаками, но его бравада основывалась скорее на страхе, чем на умении драться. Мы оба были безоружны, и я дважды сильно двинул его в живот.
— Пан Конрад! — крикнул Тадеуш.
Бандит сразу будто окаменел. Я же слишком рассвирепел, чтобы остановиться. Схватив его за плечо, я резко ударил краем ладони по обеим ключицам и сломал их.
— Пан Конрад? — переспросил тот. Его руки болтались неестественно низко.
— Да.
Я тяжело дышал.
— Благородный рыцарь, который убил пана Райнберга одним ударом?
— Среди прочих.
Я приходил в себя.
— Я знал его, господин.
— Ты из таких же.
— Мы слышали, что вы связаны с этой корчмой, но гильдия подумала…
— Гильдия подумала неверно.
Шум разбудил девушек, и они толпились у двери, раскрыв от удивления рты. Одна накинула на себя одеяло, другие стояли обнаженными.
— Эти девушки не шлюхи. Мы не имеем никакого отношения к вашей гильдии.
— Да, ваша милость. Определенно так, господин.
— И? — продолжил я.
— Вы пощадите меня, ваша милость? Мне можно идти?
Я немного подумал.
— Да. Живи. Но ты должен возместить ущерб, черт побери.
— Конечно, господин. Мы всегда платим долги.
— Тадеуш, — позвал я. — Сколько они должны за нанесенный материальный и моральный ущерб?
— Не знаю, пан Конрад, — ответил он. — Вы уверены, что правильно поступаете?
— Назови сумму!
— Может быть пятьсот гривен?
— Пусть так, — согласился я. — Послушай, сутенер. С тебя пятьсот гривен. Но все равно посмотри, какой беспорядок ты устроил! А твои головорезы порвали и залили кровью мой лучший кафтан. Убирайся!